Эдуард Пестель

Доклад Эдуарда Пестеля “За пределами роста” был сделан в 1987 г. в Ганновере.

В 1988 г. он был издан почти одновременно в Москве и Париже. В нем обсуждались актуальные проблемы “органического роста” и перспективы возможного их решения в глобальном контексте, с учетом как достижений науки и техники, так и международной обстановки. Доклад как бы подводил итог пятнадцатилетним дебатам о пределах роста и делал вывод о том, что вопрос заключается не в росте как таковом, а в качестве роста. Сегодня актуальность глобальных проблем, перечисленных Э. Пестелем, не только не уменьшилась, а стала еще более тревожной.

Поэтому составители данной книги сочли целесообразным привести в ней обширные фрагменты этого доклада.

Вступление

Я не перечитывал книгу с тех самых пор, как она была опубликована 15 лет назад, и мне было интересно, сможет ли она также взволновать меня, как прежде…

Перечитывая книгу, я многое вспомнил: бурные публичные обсуждения и споры, негодующие критические журнальные и газетные статьи, и даже книги. Я снова вспомнил, как многочисленные энтузиасты неверно толковали “Пределы роста”, находя там аргументированное подтверждение своей идеи, будто в развитых странах нужно немедленно остановить экономический рост и технический прогресс.

Поэтому не приходится удивляться, что большинство критических обзоров не уделило никакого внимания двум первоочередным целям, которые имел в виду Римский клуб, вернее, его Исполнительный комитет, приглашая группу ученых из Массачусетского технологического института (МТИ) приступить к исследованиям. Они были сформулированы в комментариях Исполкома: “Человек увидел пределы мировой системы и те ограничения, которые они накладывают на численность населения Земли и деятельность людей. Сегодня, более чем когда-либо, человек постоянно стремится все быстрее наращивать количество населения, обрабатываемой и населенной земли, производства, потребления, затрат и пр., слепо веря, что среда его обитания выдержит подобную экспансию, что другие уступят ему место, что наука и техника уничтожат препятствия на его пути. Мы хотим установить тот уровень, на котором стремление к росту останется совместимым с размерами нашей небольшой планеты и с основными потребностями формирующегося мирового сообщества – от снижения социальной и политической напряженности до повышения уровня жизни каждого человека.

Второй целью было помочь определить и исследовать основные факторы, влияющие на долгосрочное поведение мировой системы, и их взаимодействия. Мы уверены, что необходимой здесь суммы знаний получить нельзя, если сконцентрировать исследования, как это часто делается, на национальных системах и краткосрочном анализе. Мы не собирались создавать футурологический проект. Он должен был стать и стал анализом существующих тенденций, их влияния друг на друга, их возможных результатов. Наша цель – предупредить о мировом кризисе, который может возникнуть, если позволить этим тенденциям развиваться в том же направлении, и тем самым предложить внести изменения в политические, экономические, социальные системы, чтобы исключить возможность подобных кризисов”.

Я по-прежнему верю, как верил и 15 лет назад, что “Пределы роста” на славу послужили этим целям и, кроме того, продвинули экспериментальные исследования, связанные с будущим состоянием мира, открыли новые перспективы для теоретических и практических попыток сформировать образ будущего.

I. Пределы роста

Прежде чем результаты работы группы Медоуза были опубликованы, Исполнительный комитет представил их для обсуждения на двух международных встречах. Обе они состоялись летом 1971 г., одна в Москве, другая – в Рио-де-Жанейро. И хотя сразу появилось множество вопросов и критических замечаний, серьезного несогласия выводы проекта не вызвали.

В общем, большинство ознакомившихся с предварительным вариантом доклада согласились с изложенной в нем позицией. Многие обозреватели разделили наше мнение о том, что основное значение проекта состоит в его глобальной концепции, заставляющей читателя отвлечься от национальных проблем и оценить масштабность мировой проблематики.

Еще до публикации “Пределов роста” мы очень опасались, что большинство выводов доклада будут считаться крайне пессимистическими. Вопреки сделанным в докладе заключениям многие могут уверовать в то, что “природу” (если речь идет, скажем, о росте численности населения) нужно немедленно исправить, и показатели рождаемости круто пойдут вниз, прежде чем возникнет угроза катастрофы. Другие могут подумать, что выявленные исследованием тенденции находятся под надежным контролем, и будут просто ждать, пока “чего-нибудь не произойдет”. Третьи – и таких, наверное, будет большинство – понадеются, что незначительные изменения политического курса в различных странах помогут постепенно и вполне удовлетворительно урегулировать возникшие трудности и, может быть, даже прийти к равновесию, в то время как технология, рассыпая из рога изобилия спасительные решения, сыграет главную роль в предотвращении грозной судьбы Земли, которую предсказали различные формы коллапса в прогонах модели.

Все наши предчувствия оправдались (и в еще большей степени) сразу, как только в марте 1972 г. доклад получил публичную огласку. Больше всего критических замечаний, особенно со стороны экономистов, было связано с тем, что практически все допущения, сделанные при построении модели, были очень грубыми. Мы охотно признали это, соглашаясь, что некоторые предположения могли оказаться необоснованными.

Профессора экономики и социологии, журналисты и прочие интеллектуалы открыли по Римскому клубу заградительный огонь. В ход пошло все,– от ядовитых стрел до тяжелой артиллерии, и это, больше чем что-либо другое, сделало книгу бестселлером, изданным на 20 с лишним языках. После этого осталось, кажется, только одно серьезное возражение, связанное с “Пределами роста”, исходившее главным образом из политических и промышленных кругов. Оно состояло в том, что призыв к нулевому росту, приписываемый докладу, не только ничего не гарантирует, но приведет, если будет принят, к катастрофическим последствиям для индустриального общества, а также (в гораздо большей степени) для бедных развивающихся стран.

“Клуб нулевого роста”

Со временем понятие “нулевой рост” прочно приклеилось к Римскому клубу, хотя само это словосочетание ни разу не появилось на страницах доклада. Может быть, ярлык приклеился так крепко потому, что Исполнительный комитет не позаботился вовремя и достаточно четко отмежеваться от подозрений в том, что Римский клуб стоит за нулевой рост.

II. Диалектика роста

Рост и развитие должны получить новое качество

“Реальные” мировые проблемы возникают главным образом из-за того, что во всех концах света настал переходный период. С одной стороны, множество развивающихся стран находится в стадии перехода от аграрного к первой фазе индустриального общества, с другой – высокоразвитые страны идут по пути к “постиндустриальному” обществу.

Когда в начале нашего столетия нынешние развитые страны завершали переход к индустриальному обществу, это означало, что промышленной продукции в денежном выражении стало производиться больше, чем сельскохозяйственной, а организационные и производственные проблемы, связанные с обеспечением основных потребностей людей – в продуктах питания, одежде, жилье,– были практически решены. Принимая это за критерий возникновения индустриального общества, мы легко видим, что для большинства развивающихся стран окончание переходного периода еще очень далеко, особенно для тех, которые не признают необходимости постепенно, но в значительной степени снижать темпы роста численности населения. Ведь не просто рост, а именно быстрый рост населения так осложняет вопрос об удовлетворении основных потребностей людей, не позволяя накопить капитал, необходимый для развития промышленного производства.

И переход высокоразвитых стран к “постиндустриальному” обществу имеет совершенно неопределенный характер. “Постиндустриальный” вовсе не значит “не-индустриальный”, так же как возникновение индустриального общества не привело к ликвидации сельскохозяйственного производства. Напротив, сельское хозяйство становится гораздо интенсивнее, принося намного больше дохода при меньших затратах (труда и земли), а общество выходит на более высокий уровень изобилия, чем так называемое “аграрное” хозяйство.

Производство промышленной продукции останется таким же важным для удовлетворения материальных запросов “постиндустриального” общества, в котором люди, даже те, кто сегодня принадлежит к беднейшим слоям, будут требовать разнообразных промышленных товаров высокого качества в большом количестве. Очень трудно предугадать, каким будет новое общество. Может быть, оно возникнет (вспомним переход от аграрного общества к индустриальному), когда будут удовлетворены материальные потребности всех социальных слоев?

Здесь нужно твердо понять, что удовлетворение материальных потребностей, включая основные жизненные нужды людей, не должно противоречить удовлетворению возникающих “новых” потребностей “постиндустриального” общества, прежде всего в должном состоянии окружающей среды и экологических условий, обеспечении большей социальной справедливости, бережном отношении к основным невозобновимым ресурсам, новых взаимосвязях между работой, доходами и досугом при постоянно растущей производительности труда, “свертывании” опасных технологий, новых гибких человеческих взаимоотношениях и взаимодействии работников на рабочем месте в условиях непрерывного обучения и пр.

Именно в решении этих “новых” вопросов граждане современных развитых стран и те, кто несет ответственность за жизнь миллиардов бедняков, должны сыграть роль примера.

Промышленно развитые страны стоят перед решающим переходным периодом неопределенной продолжительности, возникшим на пути, который ведет их из нынешней фазы “интенсивного” промышленного роста к смутно вырисовывающемуся “постиндустриальному” обществу. Переход станет еще труднее, когда в ближайшие пятьдесят лет современная Промышленная Периферия – Китай, Индия, Бразилия и другие страны – с населением около 2 миллиардов человек предпримет все усилия, чтобы присоединиться к “северному Центру”, в то время как миллионы людей в других странах пытаются достичь самой первой фазы промышленного развития и все еще борются за удовлетворение своих жизненных потребностей. Кроме того, и это осложняет ситуацию,– разные части глобальной системы содержат подсистемы, которые тоже находятся на различных этапах переходного процесса и взаимодействуют между собой. Мир – подлинно комплексная система; здесь нет объектов, которые взаимодействовали бы только друг с другом, здесь существуют взаимосвязи подсистем, каждая из которых представляет собой целенаправленную систему, обладающую автономией, и существует сама по себе.

Итак, поведение мира проявляется на двух уровнях: на уровне подсистем и на уровне общей системы. Последнее понятие само по себе ничего не значит, оно обнаруживает себя только через взаимодействие с поведением на уровне подсистемы, разработанной для “Пределов роста”. Не учитывая “двухуровневого” характера мировой системы, нельзя понять некоторые важные черты ее развития, такие, например, как конфликт и гармония. Только через взаимодействие подсистем проявляется подлинная природа глобальной системы.

Аналогия с ростом и развитием в природе

Чтобы понять богатство и многозначность понятия роста, вспомним природные процессы. Здесь интересны два типа: недифференцированный рост и другой – органический, или дифференцированный. Недифференцированный рост происходит, например, за счет копирования клеток путем деления: клетка делится на две, две – на четыре, четыре – на восемь и т. д.; очень быстро возникают миллионы и миллиарды клеток.

Органический рост и развитие, напротив, связаны с процессом дифференциации, при котором различные группы клеток начинают различаться по структуре и функциям. В процессе развития организма они “специализируются” в зависимости от принадлежности к различным органам: клетки легких отличаются от клеток мозга, клетки мозга от костных клеток и т. д.

Интересно отметить, что органический рост приводит к динамическому, а не статическому равновесию. Это происходит потому, что живой зрелый организм постоянно обновляется. Человеческое тело, например, полностью обновляется примерно каждые семь лет.

Аналогия между органическим ростом живого организма и развитием мировой системы, конечно, всего лишь аналогия. Она касается специализации различных частей органической системы, функциональной зависимости между составляющими ее элементами (подсистемами), ни один из которых не может быть замкнутым, но должен выполнять роль, предназначенную ему исторической эволюцией.

Для ясности позволю себе определить смысл органического развития, перечислив его главные отличительные черты:

• системное взаимозависимое развитие, когда ни одна часть (подсистема) не растет в ущерб другим; прогрессивные перемены в какой-либо одной части получают реальный смысл, только если им соответствуют прогрессивные процессы в других частях;

• многоаспектное развитие, отвечающее потребностям различных частей системы,– поэтому разные регионы мира будут обязательно развиваться по-разному; к тому же процессы развития будут со временем изменять свой характер;

• гармоничная координация целей обеспечивает непротиворечивость мира;

• мобильность, гибкость – способность составных частей системы поглощать в ходе развития возмущающие воздействия, т. е. следовать своим курсом, несмотря на неожиданные влияния и перемены, не затрагивающие главные для работы целого функции;

• особо важно качество развития, причем непреложно признается его направленность на обеспечение благосостояния людей, живущих “не хлебом единым”;

• определенный временной горизонт, позволяющий предвидеть трудности и определить цели развития с учетом сложности новых проблем;

• постоянное “обновление” целей, когда “новые” возникают после достижения или переосмысления “старых”.

Органический рост и развитие должны иметь структуру

Нынешние тенденции мирового развития не отличаются теми особенностями, которые присущи природному органическому росту. Нечего и думать, что в современных условиях всеобщего хаоса мир автоматически перейдет от недифференцированного роста к органическому.

Перемена направления мирового развития от недифференцированного к органическому росту должна быть делом выбора и доброй воли, а не вынужденной необходимостью, которая возникнет, когда государства и регионы земного шара станут не просто влиять на другие государства и регионы, но будут жестко зависеть один от другого… Мировое сообщество связано в “комплексную систему”, под которой мы понимаем совокупность взаимозависимых подсистем, а не множество независимых элементов. Нельзя забывать, что взаимозависимость – это факт, и выбирать здесь не приходится.

Переход к органическому росту и развитию

Итак, что же нужно, чтобы перейти к органическому росту и развитию?

Очевидно, что органическое развитие – системный процесс. Основная проблема функционирования комплексной мировой системы сводится к дихотомии: подсистемы приводятся в движение действиями людей (различных групп, обладающих правом принимать решения, в которые часто входят и “простые” люди, благодаря тому, например, что избирают политических лидеров), но на втором – глобальном уровне, в отсутствие мирового правительства, соответствующих действующих лиц нет. Конечно, существует ООН, множество международных религиозных и идеологических организаций, деловых объединений, но всеми ими управляют деятели и могущественные заинтересованные группировки на первом уровне – на уровне подсистем.

Как же можно перейти к благотворному органическому развитию на глобальном уровне, оказывающем глубокое влияние на развитие каждой подсистемы, если деятели на уровне подсистем преследуют собственные цели, противоречащие друг другу, а на глобальном уровне нет сил, достаточно могущественных, чтобы совместить глобальные цели с национальными и региональными?

В то же время, так ли уж необходимо мировое правительство? Ведь после разрушительной борьбы гигантов за власть, скорее всего, возникнет тирания, управляющая громадным “глобальным кладбищем”. Не лучше ли, прежде чем направить разум и силы на воплощение идеи о мировом правительстве, добиться согласия ведущих деятелей государственного и регионального масштаба по следующим вопросам:

• с появлением термоядерного оружия и его носителей без обеспечения глобальной безопасности не может быть безопасности государственной или региональной;

• глобальную безопасность может обеспечить и укрепить только всеобщее и полное ядерное и обычное разоружение (особенно это касается стран, входящих в могущественные военные блоки), иначе гонка вооружений неизбежно распространится на районы развивающейся Индустриальной Периферии, что снизит шансы построить добровольное мировое сообщество практически до нуля;

• глобальной безопасности угрожает не только возможность войны: непрекращающееся насилие над Природой непоправимо нарушает глобальную и локальную экологическую обстановку, а также экологическое равновесие, подрывая основу человеческого существования;

• миллионы людей живут в ужасающей бедности и, благодаря развитию средств связи и информации, понимают, как они бедны по сравнению с теми, кто в развитых странах наслаждается благами изобилия. Они уже не желают спокойно сносить нищету, как их предки. Бедность по-прежнему порождает войны, гражданские конфликты, военные перевороты (число их превысило после второй мировой войны 150), она питает терроризм и другие общие беды, угрожая глобальной безопасности.

Только выработав общую точку зрения по этим фундаментальным вопросам – а сделать это должны прежде всего богатые и сильные страны,– можно найти верную стратегию перехода к органическому росту, которую и передать потом своим партнерам на подсистемном уровне. Только тогда можно будет управлять мировой системой, и управлять надежно.

Кроме того – и это нужно повторять как можно чаще,– чтобы можно было планировать процесс органического роста и развития, мы должны выработать новые правила сотрудничества, способы согласования различных целей и политик, необходимых для их осуществления. И эти правила необходимо соблюдать не только в рамках государства, но и в международных делах, будь то действия, направленные на сохранение мира или на защиту окружающей среды.

Органическое развитие и люди, принимающие решения

Основной трудностью, которую должны преодолеть ответственные деятели, остается соблюдение требования, чтобы решение текущих проблем не вступило в конфликт с долгосрочными целями развития.

Одна из важнейших задач для принимающих решения в правительственной, промышленной, деловой сфере, в области труда, управления, массовой информации, внутри политических партий и религиозных группировок – поставить цели не только в своей области деятельности, но и в широкой временной перспективе.

Способность предвидеть и смотреть далеко вперед нечасто можно обнаружить у современных и прошлых политических лидеров и экономических деятелей. Так сложилось не только потому, что они преследуют ближайшие цели на производстве и в высших эшелонах управления. Слишком часто они оказываются пленниками институтов, которыми управляют, предпочитают действовать, сохраняя status quo, противясь всяким переменам. Подобный образ действий – основная характеристика бюрократической организации, которая защищается от любого внешнего постороннего вмешательства в официально признанную сферу своей компетенции, и поэтому весьма враждебно настроена к переменам не только в политике или структуре, но и в области межведомственной кооперации.

Когда во времена культурных, психологических, социальных, политических, экономических, технологических перемен вдруг возникли или замаячили на горизонте угрожающие ближайшему будущему проблемы, которых мы раньше не знали или не принимали в расчет, “простых людей” стала все больше беспокоить инертность деятелей, принимающих решения. Надо сказать, что когда речь идет о сложной многообразной природе проблем и альтернатив современного общества, “простые люди” часто оказываются не такими близорукими, как многие специалисты, образующие узкую, тщательно обособленную “экспертократию” внутри правительственной и неправительственной бюрократии.

Поэтому, если ответственные деятели хотят, чтобы их общество вступило на путь органического роста и развития, они первым делом должны трезво, реалистично, с пониманием взглянуть на политическую, социальную и экономическую обстановку в национальном и международном масштабах, поскольку именно эта обстановка определяет условия, ограничивающие курс действий. Игнорировать их можно только при угрозе какой-то близкой катастрофы, которая может произойти, скажем, из-за одной типичной ошибки лидеров и их окружения или из-за нетерпеливых действий представителей общественного движения. Поскольку сейчас многие люди убеждены, что в мире с высоким уровнем развития не будет насилия над природой и людьми, и желают только такого мира, политическая элита должна сделать все возможное, чтобы выработать и широко распространить более глубокий взгляд на фундаментальные причины распространения терроризма, преступности, насилия над женщинами и детьми, сексуальной распущенности, алкоголизма, наркомании. Если не излечить эти болезни, нельзя будет ни победить неразвитость, ни построить прочный мир. Политические деятели, принимающие решения, должны призвать на помощь интуицию и воображение, чтобы выдвинуть смелые цели, которых они желали бы достичь, скажем, в ближайшие два-три десятилетия. Эти цели должны вдохновить народ, особенно молодежь, чтобы они, если понадобится, могли пойти и на жертвы ради достижения или, по крайней мере, приближения к этим целям. В наше время не может быть места узкому, посредственному мышлению. “Без откровения свыше народ необуздан” (Притчи Соломона)…

“Кто хочет прочесть будущее, должен заглянуть на страницы прошлого.

Нельзя продолжить пути в будущее, не зная цели.

Нельзя сделать этого и не зная отправной точки, откуда дороги берут начало, не исследовав территорию, по которой пройдут пути.

Размышления на эту тему в конце концов приводят к формулировкам парадигмы органического роста и развития. Как уже говорилось, первым делом необходима абсолютно точная картина существующего положения дел; кроме того, мы должны понять, как это положение изменяется, т. е. какими будут в долгосрочной, средней и ближайшей перспективе культурные, социальные, политические и экономические силы, несущие перемены, а также учесть и новейшие, пока еще едва заметные тенденции, которые с течением времени могут заставить нас внести серьезные поправки в свои действия.

Без интуитивного проникновения в суть дела, без глубокого понимания движущих сил, которые – часто скрыты от общего взора – движут миром, мировая проблематика представляется страшно запутанным лабиринтом фактов и событий, в котором не найти никакой отправной точки для будущих действий.

Действия же должны быть предупреждающими, потому что сложные системы глобального масштаба обладают такой колоссальной инерцией, что серьезные перемены занимают часто целые десятилетия.

Когда мы пытаемся понять новое явление, круг проблем или сложный динамический объект, проникнуть вглубь их механизмов, мы всегда пользуемся моделями, даже не зная об этом. Связывая друг с другом определенные мысли и идеи с помощью логических или неформальных правил, мы, собственно, и строим модель. В других случаях можно создать математическую модель, в которой количественно определенные переменные взаимодействуют друг с другом, подчиняясь математическим уравнениям и формулам, и с течением времени принимают различные числовые значения. В исследовании “Пределы роста” использовалась именно такая математическая модель.

Исследуя полное неопределенности будущее с помощью моделей любого типа, необходимо строго определить цель построения модели, должна ли она давать точные прогнозы или использоваться как инструмент, позволяющий получить представление о различных возможных вариантах будущего развития, или “всего лишь” как способ, помогающий лучше понять движущие силы, формирующие будущее. Но из-за неопределенности будущего мы не свободны в выборе цели, которой должна послужить модель. Нужно знать, что в моделях, предназначенных для анализа будущего развития, присутствуют элементы двух различных типов: с одной стороны, определенные, или заданные, элементы с другой – неопределенные. Их присутствие в модели и определяет, какой из тех описанных нами целей наиболее соответствует модель.

В моделях, помогающих нам анализировать будущее, почти всегда присутствуют оба типа элементов – и заданные, и неопределенные. Поэтому конечная цель построения моделей решительно зависит от того, какие из них относительно важнее с точки зрения исследуемых взаимосвязей.

Цель прогноза – предсказание будущего. Ясно, что это возможно, если в модели присутствуют только заданные элементы.

Цель предвидения – получить представление о неопределенных случайных обстоятельствах, которые могут повлиять на будущий ход событий наравне с заданными элементами. В таких случаях в модель вводят набор альтернативных предположений, чтобы сделать качественную или количественную оценку их возможных последствий. Здесь используется метод допущений типа “если – тогда” или “что – если”, т. е. ставится вопрос, что будет, если сделаны такие-то предположения, приняты такие-то решения или произошли такие-то события. Целью “Пределов роста” было именно такое предвидение, но критики упорно принимали работу за прогноз.

Когда цель анализа – проникновение в глубь механизмов и причин процессов, модели играют другую роль. Здесь нужно обнаружить, понять и оценить силы, движущие развитие, или ответственные за него. Такие модели не предсказывают будущего, они, скорее, указывают, в каком направлении должен идти процесс строгих, реалистичных творческих размышлений о будущем. Модель учитывает не только конкретные исторические, политические, экономические и экологические факты, но и более широкие общие понятия – религиозные верования, идеологические убеждения и предрассудки, этические ценности, моральные нормы, традиции и пр.

Если стремиться к глубокому проникновению в суть явлений (что необходимо для рационального анализа будущего), то, кроме всех известных фактов и данных, нужно мобилизовать мощные средства разума – логическое мышление и интуицию. Не следует пытаться заменить их механической компьютерной моделью, надеясь, что она автоматически предскажет, чем встретит нас будущее и как нужно действовать, чтобы повлиять на будущий ход событий.

Но когда будущее анализируют люди, принимающие политические и экономические решения, им необходимы разнообразные модели, например, средства поддержки принятия решений… Вряд ли здесь пригодится единая монолитная модель, которая, коснись она мировой проблематики, быстро разрастется, превратившись в гигантское чудовище. Чтобы принимать практические решения, люди должны иметь в своем распоряжении целую “корзину моделей”, которыми можно пользоваться по мере необходимости. Сюда могут входить вербальные и концептуальные процедуры – “база знаний”,– которые для процесса принятия решений так же важны, как количественные или логические компьютерные модели. Только такой эклектический подход поможет должным образом объяснить неопределенные и условные параметры и особенность восприятия, зависящего от умственных способностей, опыта и интуиции человека, анализирующего будущее.

В Части 2 из множества проблем глобального масштаба я выбрал те, которые, на мой взгляд, требуют немедленного решения и принятия серьезных постоянных мер. Выбирая их, я руководствовался не только значением этих проблем для будущего благосостояния человечества, но и тем, насколько успех или провал попыток справиться с ними будет зависеть от примера процветающих индустриальных стран. Хотя четыре избранных круга проблем зависят один от другого, я решил рассматривать каждый из них отдельно, пытаясь проникнуть вглубь с помощью описанных мною правил, и считаю, что результаты такого исследования удовлетворяют целям этой книги. Но, учитывая современное состояние искусства моделирования, я счел невозможными (или, по крайней мере, неразумными) попытки разработать всеобъемлющую логическую или количественную модель для какого-либо круга проблем, рассматриваемых в Части 2. Поэтому я решил исследовать их с помощью вербального подхода, строго следуя правилам построения мысленных моделей, описанных выше, используя, где можно, результаты количественных моделей. Таким образом я попытался обнаружить движущие силы, обусловившие возникновение этих проблем, и наметить необходимые действия, т. е. разработать средства поддержки принятия решений в этих областях, имея в виду тех, кто сегодня должен показывать пример в преодолении трудностей и прокладывать “дороги, ведущие в будущее”.

Я нисколько не сомневаюсь, что все эти задачи нужно решать немедленно, с настоятельной неотложностью. Ведь результаты решений, принятых сегодня теми, кто – плохо или хорошо – играет роль ведущего, обнаружатся не раньше, чем в начале XXI в. Политическим “лидерам”, преследующим свои сиюминутные интересы, не заглядывая дальше следующих выборов, больше нельзя доверять управление миром.

Вступление

Сам по себе органический рост – это внешнее проявление целенаправленного процесса дифференциации, в противоположность недифференцированному росту. Парадигма органического роста становится политически действенной, только когда сформулированы цели и задачи политические, социальные, экономические, экологические и пр., причем одни из них могут быть глобальными или, по крайней мере, универсальными, другие – различными для того или иного общества, и указаны пути и средства достижения этих целей. Именно по отношению к этим целям следует оценивать действия процветающих и влиятельных стран,– ведь они служат примером для развивающегося мира, для менее богатых и менее могучих промышленных стран…

Хотя давно прошли времена, когда сильные могли беспрекословно диктовать слабым и бедным, что им делать и как жить, они и теперь могут повлиять своим примером, собственными политическими действиями, образом жизни.

Итак, вторая часть этого доклада посвящена роли, которую должны сыграть в мире промышленно развитые страны в течение будущих десятилетий, и вопросам, решение которых жизненно важно для этого.

Чрезвычайное значение имеет здесь проблема сохранения мира, при непременном условии – прекращении гонки вооружений во всем мире. Следующими в повестке дня стоят отношения между Человеком и Природой, которые не должны больше строиться на насилии. Опасность деградации окружающей среды и истощения сырьевых запасов будет обостряться, если страны Индустриальной Периферии, желающие поскорее присоединиться к Индустриальному Центру, переймут от современных высокоразвитых стран без особых изменений стиль жизни и принцип главенства технологии.

IV. От “сдерживания” к миру, в котором не будет страха

Несколько замечаний о “ядерном сдерживании”

Небольшая история, которую я прочел несколько лет назад, начиналась так: “Холодным январским днем 1977 года маленький мальчик услышал, как в инаугурационной речи президент Картер заявил о своем стремлении смести ядерное оружие с лица Земли. “Папа, как ты думаешь,– спросил мальчик,– он действительно собирается это сделать?” “Да”, ответил отец. Подумав минутку, мальчик сказал: “А ты не считаешь, что одну бомбу нам все-таки надо бы припрятать?”

“Мальчик хотел сказать,– следовал далее комментарий,– что пока существует недоверие, остается и сильный соблазн подстраховаться. Ядерные устройства легко спрятать или быстро смонтировать заново. Если все попрячут бомбы в большом количестве, это не будет иметь никакого значения. Но если утаить малое количество в условиях политического недоверия, слухи о спрятанных бомбах, страх перед их внезапным появлением в одной какой-нибудь стране могут привести к еще худшему варианту гонки ядерных вооружений – к всесокрушающей программе перевооружения, не обеспеченной системой безопасности, которая предусмотрена в современных военных комплексах. Исследования возможных результатов полного разоружения показывают, что вне соответствующих политических условий не может быть гарантированного мира и безопасности. Но и гонка вооружений не приведет к мирной и спокойной жизни, напротив, если вдруг – по расчету или, что более вероятно, случайно, из-за ошибки в системе или возникшего недоразумения – начнется война, гонка вооружений гарантирует полное уничтожение”.

Так было прокомментировано глубокомысленное замечание мальчика.

Если в мире утрачены предпосылки доверия и согласия по жизненно важным вопросам, полное разоружение неизбежно окажется непрочным. В безоружном мире первое же государство, раздобывшее средства уничтожения, получает возможность влиять на политическое развитие гораздо сильнее, чем это было бы возможно в мире, вооруженном до зубов.

Я все еще живо помню, как более десяти лет назад в идиллическом местечке Сухуми на Черном море я внес такие отрезвляющие замечания в полную вдохновенных надежд дискуссию по системному подходу к всеобщему и полному разоружению между членами советской Академии наук и западными учеными. Я привел в пример милитаристские устремления Третьего рейха, когда в мире, где Запад – особенно США и Англия – не имел вооружений, Гитлер смог в очень короткое время достичь военного превосходства. Это позволило ему предпринять один агрессивный шаг за другим.

И нынешние политические условия вовсе нельзя считать созревшими для решительного освобождения от ядерной угрозы путем полного разоружения, даже если и Рейган, и Горбачев абсолютно искренни в своих намерениях отвести от людей как на Западе, так и на Востоке нависший над ними ядерный дамоклов меч.

В отличие от политических лидеров, ввергавших свои страны в войны до наступления ядерной эры, нынешние государственные деятели могут отчетливо предвидеть свой собственный конец, независимо от того, кем они окажутся в мировой ядерной войне – победителями или побежденными. И это должно усиливать их стремление избежать подобного финала. Следовательно, и в этом, и в других отношениях баланс страха делает современную политическую ситуацию более стабильной, чем за сто лет до первой мировой войны, когда главной опорой служил баланс сил. Но за провал политики ядерного сдерживания нам придется заплатить такой непомерной ценой, что самым настоятельным первоочередным вопросом в повестке дня великих держав Запада и Востока должно стать достижение таких политических условий, при которых для сохранения мира больше не понадобится концепция сдерживания.

Противоречивость главных общественных целей

Что же на самом деле нужно для создания политических условий, в которых мир мог бы постепенно отказаться от стратегии ядерного сдерживания?

…В первую очередь необходимы кардинальные перемены в отношениях между ведущими мировыми державами США и СССР,– на чьих плечах лежит тяжелейшая ответственность за безопасность человечества, за его выживание на планете. Но этих перемен, скорее всего, не произойдет, пока современное мировоззрение базируется на некоторых принципах, которые, к сожалению, разделяет большинство государств в разных концах мира.

В основе этого мировоззрения лежит идея о национальном суверенном государстве, безопасность, жизнь, благосостояние которого основано на силе: военной мощи, мощности ресурсного и человеческого потенциала, возможностях науки и техники. Естественно, всякое государство стремится расширить сферу своего влияния, нарастить мощь, как правило, за счет других государств, и это служит постоянным источником конфликтов.

Пока не изжиты недостатки нынешнего мировоззрения, конфликт не перерастает в войну только благодаря “балансу сил”, не позволяющему потенциальным противникам поодиночке или в союзе с другими странами добиться превосходства. Такая политика считается предпочтительной в отсутствии ядерного оружия, или благодаря “ядерному сдерживанию”. Войну по-прежнему считают решающим политическим инструментом; мир без страха – это утопия…

Страх и недоверие, угнетающие жителей стран – потенциальных противников, нужно постоянно поддерживать, чтобы люди все время, даже в мирной обстановке, были готовы к огромным жертвам ради военных целей. Затраты на эти цели уже сейчас так высоки и растут с усложнением военной техники, что большая их часть ляжет на плечи будущих поколений. Убедительным доказательством этому служит все возрастающий национальный долг, постоянный дефицит бюджета во всех ведущих странах, порожденный главным образом чудовищными затратами на непроизводительные милитаристские, экспансионистские устремления.

Кеннет Боулдинг, выдающийся экономист, американец английского происхождения, в своей замечательной лекции “Концепция национальной обороны в эволюционной перспективе” рассматривал военно-промышленные комплексы (ВПК) как экологические виды: “Они экологически взаимосвязаны и ведут борьбу за существование с гражданским населением своей собственной страны. Чем сильнее русский ВПК, тем сильнее американский, чем сильнее американский, тем сильнее русский. И каждый из них, конечно, намного дороже и опаснее для граждан своей страны. Какая ирония! Насколько мне известно, русский ВПК не нанес ущерба американскому, а американский ничем не повредил русскому. Но американский ВПК постоянно ухудшает экономическое положение американцев; сегодня мы как минимум на 10-20% беднее, чем были бы, если бы 7% валового национального продукта не уходило на ВПК, а русский – отражается на русских еще больнее… Такова любопытная экологическая, взаимосвязь между военно-промышленными комплексами, которая и позволяет им расти. И в то же время экспансия ВПК оборачивается их борьбой за существование с самим человечеством, борьбой, быть может, за последнюю “биологическую нишу” человеческого вида… Наблюдаемая динамика системы почти однозначно приведет к гибели человечества в скором времени. Это достаточно веское основание, чтобы специалисты по системному анализу включали ВПК в глобальную систему, как бы сложно это ни было”.

Неудивительно поэтому, что все предложения о реальном разоружении, которое повлекло бы за собой уничтожение всех систем вооружений, всегда вызывают сопротивление со стороны укрепившихся внутри ВПК их могущественных защитников, поддерживаемых законом.

На этом пути всегда будут жить страх и недоверие – эти полуузаконенные составляющие отношений между потенциальными противниками. Без них невозможен распространенный сегодня взгляд на мир, когда безопасность ставится в зависимость от полного преобладания милитаристской логики и экспансионизма, а несогласие с политикой силы квалифицируется как подрывная деятельность.

Органический рост против геополитического экспансионизма

Парадигма органического развития, сформулированная выше, в корне противоречит описанной только что системе взглядов, известной также как геополитика.

Здесь было бы полезно напомнить о двух основных признаках органического развития:

• системное взаимозависимое развитие, при котором ни одна часть системы – подсистема – не растет в ущерб другим; прогрессивные сдвиги в какой-либо одной части системы получают реальный смысл только если им сопутствуют прогрессивные процессы в других частях;

• гармоническая координация целей развития, обеспечивающая непротиворечивость мира.

Ясно, что взгляды, на которых основана концепция органического роста, близко примыкают к рационализму Канта. Согласно такой концепции конфликты на международном уровне можно разрешать мирными средствами, путем сотрудничества. В этом политическом климате не будет места страху и недоверию между государствами. Становятся реальной возможностью надежный контроль над вооружениями и разоружение в долгосрочной перспективе.

Отпадает надобность в “сильном” правительстве, которое пытается справиться с вечной дилеммой примирения милитаристской логики и демократических принципов с помощью политики, которая вселяет в сознание их собственного народа страх и недоверие, и это можно ясно увидеть не только на примере большинства тоталитарных режимов. Времена маккартизма в США – печальный пример того, как господство на политической арене геополитического мышления порождает всеобъемлющий страх.

И во внутренних делах государств, и в межгосударственных отношениях поиски согласования принципов прав человека, территориальной целостности и политической стабильности должны вестись постоянно и возобладать над устаревшим геополитическим мышлением. Создание политического климата, при котором страх и недоверие будут сведены к минимальной степени, допустимой между друзьями,– труднейшая задача, но это – conditio sine qua non – выживание человечества в ядерную эру.

Тяжелой ошибкой было бы взамен энергичных политических действий, отражающих фундаментальную переоценку ценностей, которые позволят проложить путь к надежному контролю над вооружениями, надеяться на чисто технические средства, вроде СОИ, думая, будто они заменят ядерное сдерживание и обеспечат полное устранение ядерного оружия. Напротив! Упорно доказывая, что СОИ сможет застраховать Америку от возможных нарушений Советским Союзом соглашений по ядерному разоружению, президент Рейган ясно показывает, что считает вполне разумным и впредь не доверять СССР. В то же время углубляется и недоверие Советского Союза к Америке, потому что он опасается, что в случае успешного завершения работ над СОИ Соединенные Штаты получат непревзойденное средство первого удара.

Недоверие и страх можно победить только шаг за шагом, пока устаревшее геополитическое мышление уступает место новому духу, новому мышлению, основанному на парадигме органического развития.

Только реальные действия имеют значение, но это должны быть достаточно впечатляющие действия, которые показали бы, что смелость и доверие берут верх над страхом и подозрительностью. Можно ли считать недавние инициативы Горбачева первым признаком глубокой переоценки ценностей? Но любая попытка, конечно, лопнет, как мыльный пузырь, если на Западе ее по-прежнему будут встречать недоверчивой перебранкой.

Настало время положить конец гонке вооружений. Подобной инициативой может стать, например, добровольный отказ одной стороны от перевооружения с целью достичь военного превосходства, знающей, что ее потенциальный противник превосходства тоже не достигнет. Это равноценно принципиальному отказу от военного превосходства и может заложить основу будущей политики разоружения. Сделать это можно без пустых разговоров, которые происходят на наших глазах вот уже тридцать лет. До тех пор пока восточные и западные военные блоки, не говоря уже о многочисленных государствах “третьего мира”, придерживаются геополитических взглядов и политики силы, не исключающей вооруженного вмешательства как инструмента политического давления, принцип одностороннего отказа от военного превосходства, естественно, должен опираться на сильную оборону – средство сдерживания потенциального агрессора.

Односторонний отказ от военного превосходства равноценный глубокой переоценке ценностей, обращению к новым идеям, коренным образом отличающихся от широко распространенных сегодня геополитических взглядов, был бы блестящим примером, призывающим других последовать ему.

Прекращение продажи оружия странам “третьего мира”

Но способны ли в принципе на серьезную переоценку мировоззренческих ценностей страны, продолжающие поставлять оружие “третьему миру”?

Трудно представить себе, что государства, участвующие в безнравственной торговле оружием, смогут сыграть достойную роль в поисках мира, пока их ведущие деятели не отказались от политики силы, хорошо зная, какие ужасные страдания приносит она народам несчастных, раздираемых войнами стран.

Ведь не будь оружия и соответствующего инструктажа по его применению, о котором заботятся развитые страны Востока и Запада за исключением Японии, записавшей в конституцию после окончания войны пункт об отказе экспорта оружия, большинства кровавых конфликтов вообще бы не случилось.

Небольшой экскурс во внешнюю политику

Чтобы обсуждение этой темы имело смысл, бросим сначала беглый взгляд на основные составляющие внешней политики СССР и США.

Превратившись с окончанием второй мировой войны в могущественную силу, внешняя политика Советского Союза руководствуется тремя основными принципами.

1. По отношению к западным капиталистическим государствам ведущим остается принцип мирного существования.

2. Что касается государств, в которых после войны к власти пришли коммунистические правительства, любая попытка преобразований, предпринятая как извне, так и изнутри, будет подавлена.

3. Советский Союз будет поддерживать все освободительные движения в странах “третьего мира”… любыми средствами, какие сочтет нужными.

Можно сказать, что на протяжении последних 35 лет внешняя политика СССР была вполне предсказуемой и очень надежной, когда дело касалось ее верности перечисленным принципам.

Стратегия, на которую опирается внешняя политика США, не была столь строгой. Если говорить коротко, основной проблемой внешней политики США, после второй мировой войны были поиски приемлемого баланса между двумя целями – сдерживанием советского экспансионизма, как его понимает Запад, и попытками наладить отношения с Советским Союзом. Неудивительно поэтому, что американские политические решения, часто непродуманные и слишком быстро предаваемые огласке, по сравнению с советскими представляются несодержательными и непоследовательными.

Так что, вспоминая политическую деятельность разных президентов США за последние более чем три с половиной десятилетия, легко назвать внешнюю политику США непредсказуемой.

Но надо ли всерьез относиться к речам американских президентов, в которых они время от времени заявляют о намерении решительно изменить политику своих предшественников? Если исследовать характер внешней политики США по отношению к СССР с точки зрения важнейших общих жизненных интересов стран НАТО, а именно – сохранения мира в Европе, можно обнаружить, что она была довольно надежной и отвечала интересам стран Западной Европы.

Как будет дальше, трудно сказать

Политическая обстановка вполне может ухудшиться, если тонкая ниточка сдерживания, позволяющая миру находиться в состоянии равновесия, натянется до точки разрыва. Как знать? Скорее всего, политические условия станут намного сложнее, особенно когда уже в первой четверти будущего столетия мощные ядерные державы присоединятся к Соединенным Штатам Америки и Советскому Союзу либо как партнеры, либо как противники в ядерном противостоянии.

Но политическая обстановка может и проясниться, как далеко зашедшее недоверие между Востоком и Западом будет сведено к нормально допустимому в международных отношениях уровню.

Эти рассуждения непосредственно связаны с одной из главных тем этой книги, а именно с необходимостью переоценки ценностей, которая помогает обеспечить переход к органическому росту. Человечество не сможет встать на путь органического развития, пока между могущественными блоками на Востоке и Западе существует напряженность и даже враждебность. Преодоление существующего сегодня глубокого недоверия – это одновременно и предварительное условие прочного мира и дальнейшего развития.

Имея в виду эти цели, Александр Кинг как президент Римского клуба и я как член его Исполнительного комитета в 1985 г. перед Женевской встречей выдвинули идентичные предложения президенту Рейгану и Генеральному секретарю Горбачеву, озаглавленные “Инициатива Римского клуба по прекращению поставок оружия развитыми странами, особенно США и СССР, государствам развивающегося мира”.

Можно процитировать несколько фраз из этого сообщения.

“Чтобы выработать новую платформу для конструктивного сотрудничества, направленного на сохранение мира, необходим реальный прорыв. Вполне понятно, что ни США, ни СССР не согласятся сделать какой-либо серьезный шаг, который можно было бы счесть угрожающим их безопасности. Но все же есть одна важная область, в которой оба государства могут действовать вместе, склонить своих друзей и союзников присоединиться к ним, не причиняя вреда своей безопасности,– речь идет о продаже оружия странам “третьего мира”.

И далее:

“Сейчас самое время, чтобы великие державы – США и СССР – сделали первый шаг по прекращению этой безнравственной, политически неблагоразумной, разрушительной торговли оружием с “третьим миром”. Благодаря своему могуществу, они имеют возможность полностью прекратить и запретить другим продажу оружия развивающимся странам”.

А теперь несколько абзацев, представляющих прямой интерес для темы этой главы:

“Каким образом сотрудничество в этой области могло бы послужить утверждению взаимного доверия между великими державами?

Запад считает поставку Советским Союзом оружия развивающимся странам способом насильственного утверждения в этих странах военных баз, направленных против Соединенных Штатов Америки и их союзников. Прекратив поставку военного снаряжения, Советский Союз ясно покажет, что больше не собирается совершать мировую революцию военными средствами, и главная причина страха, который испытывает Америка по отношению к Советскому Союзу, исчезнет.

В то же время СССР уверен, что США “окружают” его, укрепляя свои позиции во всех частях света, лишая Советский Союз новых плацдармов, которые он приобрел бы, насаждая вместо продажных правительств и военных диктатур “народные” движения.

Таким образом, если обе державы, взявшись за руки, положат конец этой в высшей степени безнравственной торговле оружием, которая в долгосрочной перспективе окажется политически невыгодной для них самих, основания для взаимного недоверия и подозрительности исчезнет”.

На это обращение Римского клуба откликнулись обе стороны, но ответ Горбачева был более обнадеживающим. Он прислал личное письмо, а затем через советское посольство в Париже продолжил обсуждение с нами практических шагов, которые нужно было бы сделать. Американская же сторона ответила коротеньким письмом, подписанным Макфарлейном, который тогда был советником Рейгана. После того как послание Горбачева вынудило США на более обстоятельный ответ, последовало письмо заместителя Государственного секретаря США по вопросам безопасности, науки и техники, отсылающее нас к выступлению Рейгана на Генеральной Ассамблее ООН 24 октября 1985 г.

Мы не прекращаем своих попыток. Мы твердо уверены: сотрудничество между СССР и США, направленное на отказ этих и других стран от продажи оружия, а правительств стран “третьего мира” от владения средствами уничтожения:

1. не только приведет к колоссальному повышению уровня жизни в бедных странах, которые сегодня затрачивают значительные объемы своих скудных ресурсов на вооружение, что несет их народам, особенно женщинам и детям, только нищету и смерть;

2. и в странах, поставляющих оружие, освободит ресурсы, которые могли бы пойти на активную помощь развивающимся странам;

3. и, что еще важнее, это не только укрепит дух общей ответственности мировых держав, но и даст опыт совместного решения важной задачи на благо человечества.

Лет через десять такое сотрудничество позволяло бы заменить сегодняшнее серьезное недоверие между странами взаимным доверием, достаточно крепким для постоянного активного сотрудничества, жизненно важного для сохранения мира без средств сдерживания.

Разоружение в благоприятной политической обстановке

Переговоры о полном и всеобщем разоружении имели бы гораздо больше смысла и шансов на успех, если бы происходили в обстановке благожелательства. Но если не прекратить продажу оружия странам “третьего мира”, разоружение на Севере можно сравнить с удалением раковой опухоли, не затрагивающим метастаз на всем теле.

Почему же в таких обстоятельствах союзники великих держав должны выжидать, пока кто-то сделает первый шаг к отказу от постыдной продажи оружия странам “третьего мира”? Младшие партнеры вполне могли бы послужить лидерам примером для подражания. Например, соглашение обоих германских государств о прекращении продажи и поставок оружия любой стране, которая не входит в число их союзников, было бы не только высокоморальным политическим примером, но и важным примером сотрудничества сквозь “железный занавес” и “Берлинскую стену”. Никто не имеет права претендовать на роль миротворца по отношению к развивающимся странам, если не проявит желание идти вперед, не дожидаясь первого шага от других.

Но как только готовность к серьезному разоружению станет фактором, определяющим политический климат на Востоке и Западе, обе великие державы поймут, что их непомерные военные расходы (в СССР около 15%, в США 5–10% ВНП) в течение десятилетий тормозили экономическое развитие по сравнению со странами, потерпевшими поражение в последней войне, но на протяжении последних 20 лет тратившими на военные цели намного меньше (Япония – 1%, ФРГ – 3% ВНП). Осознание этого станет толчком к дальнейшему разоружению, особенно к сокращению обычных вооружений на которые уходит более 80% всех военных затрат.

Как только витки разоружения в нынешних великих державах пойдут по нисходящей спирали, им придется черпать силы из переоценки ценностей, о которой уже шла речь. Это самое главное, потому что могущественные военнопромышленные комплексы на Востоке и на Западе не сдадутся без борьбы за господство своих геополитических взглядов.

V. Общественная эффективность

Для сохранения мира путем обеспечения всеобщего благосостояния необходима солидарность всех стран, которые решительно протянули бы руку помощи бедным и слабым. Но справимся ли мы в конце концов с серьезными международными проблемами или потерпим поражение, будет зависеть главным образом от факторов, действующих на нашем “внутреннем фронте”, от факторов, которые обусловливают эффективность общества, его способность успешно справляться со своими собственными трудностями.

Как народам и политикам оценить эффективность общества, чтобы исследовать и отыскать пути ее повышения?

Но сначала несколько основных рассуждений о присущих человеку способностях и их формальных проявлениях, о том, каким образом они порождают силы, движущие эволюцией мира, и как этот процесс будет происходить в будущем.

а) Человек обладает способностью не только учиться на опыте, приобретая навыки и знания, но и обмениваться информацией и достижениями с другими людьми, передавать их будущим поколениям.

К тому же люди, особенно высокоодаренные, имеют дар интуиции: способность самопроизвольного обучения, открытия, познания вещей “изнутри”, без обоснования с помощью доказательств.

б) Человек способен к организации своей личной и общественной жизни во всех ее разнообразных аспектах: политическом, экономическом, социальном, юридическом, религиозном, культурном и пр. Благодаря этому человек может создавать, развивать и упрочивать организации, институты, системы, эволюция которых сегодня выражается в их постоянно возрастающих размерах и сложности.

в) Человек обладает ценностными представлениями, в систему которых входят и его надежды, желания и стремления. Когда эти чувства не находят удовлетворения, что ведет к недовольству, крушению надежд, а возможно, и к бунту, здоровье общества ослаблено. Поэтому общественное благосостояние и стабильность требуют как минимум определенного соответствия между человеческими надеждами и возможностями их осуществления.

Эти способности и качества человека, естественно, ограничены определенными рамками законов, обусловливающих общественной строй, его эволюцию и состояние, короче говоря, эффективность, с которой общество решает свои проблемы.

1. Доминирующая в обществе (или, будем говорить, в государстве) система ценностей порождает систему норм поведения, которая определяет взаимоотношения личности и общества, желание человека трудиться, его обязанности и права, чувство ответственности и осознание своих прав, короче говоря, социальную роль, которую большинство членов общества считает законной и соглашается принять.

2. Организационные способности человека, подчиняясь его ценностям и нормам, находят выражение в политическом руководстве обществом. Этот ключевой элемент общественного строя обеспечивает целостность его политических институтов, их методов и действий.

3. Благодаря своим организационным способностям, человек создает и экономическую систему – другой ключевой элемент общественного строя. Капитализм, например, представляет собой тип экономической системы, для которого характерны свободное предпринимательство с его концепцией частной собственности, максимизация прибыли, антагонистические отношения между трудом, бизнесом, а часто и правительством.

4. Способности человека к обучению и изобретательству, отмеченные выше, в течение последних 200 лет породили новый важнейший фактор, определяющий жизнь общества: технологию.

Все ключевые компоненты общественного строя с течением времени изменяются. Но изменения каждого из них требуют разного времени. Ценности и нормы обычно изменяются очень медленно, политические институты, как правило, тоже оказываются весьма устойчивыми, поскольку их замена означает для институтов государства и охраняющих эти институты людей потерю власти и привилегий. В прошлом, для того чтобы начать решительные перемены в политическом руководстве, нужно было либо поражение в войне, либо революция, либо серьезнейшая экономическая депрессия. Технология же принесла поразительный прогресс – в течение последних 200 лет перемены в нашем образе жизни происходят очень быстро.

Легче всего внести изменения в экономическую систему. Переход скажем, от свободной торговли к регулируемому рынку требует лишь небольшого сдвига в системе общественных ценностей, что вполне приемлемо для большинства западных стран. Но когда, как в современном Китае, начинается либерализация экономической системы и сохраняется централизованное коммунистическое руководство, в общественном строе возникают неполадки, снижающие эффективность общества.

Самое сильное сопротивление вызывают попытки изменений политической системы, поскольку это предполагает изменения и в системе ценностей и норм. Когда власть имущие признают, что в обществе скрыто преобладают неофициальные ценности и нормы, нужно менять форму политического руководства, чтобы примирить эти два основных элемента, а это очень долгий процесс, хотя, как правило, единственный надежный способ повысить качество общественного строя.

Соединенные Штаты Америки

В течение первых 150 лет существования США руководствовались системой ценностей, в основе которой лежит понятие индивидуальной конкуренции. Принятая гражданами страны, она естественно привела к возникновению общества, в котором нужно “работать локтями”, чтобы добиться чего-нибудь, но неприятные черты отчасти искупались присущим этому обществу состраданием и постоянной готовностью протянуть руку помощи бедным и слабым. Эти ценности и нормы с логической последовательностью определили для политического руководства США идею противодействующих сил (парламентарная демократия с разделением законодательных, исполнительных и юридических органов) и экономическую систему, характеризующуюся свободным предпринимательством.

Однако несколько десятилетий назад эра, когда Америку считали “страной неограниченных возможностей”, закончилась. Но здесь все еще господствуют “старые” ценности, мало того, нынешняя администрация умышленно оживляет их. Неудивительно поэтому, что большинство граждан США вовсе не прониклись твердым чувством ответственности за состояние природы или бережное отношение к невозобновимым ресурсам. Добровольную дисциплину и сотрудничество в поисках единства взглядов все еще нельзя отнести к добродетелям большинства американцев. Переоценка ценностей требует времени, много времени. Поэтому, чтобы обуздать нетерпимое индивидуалистическое поведение, правительство и Конгресс США снова и снова обращаются за помощью к законодательству. Одновременно с нарастающим потоком новых законов разбухает и административный аппарат, обеспечивающий их непротиворечивость.

То, что правительство США постоянно вынуждено прибегать к закону – а это стало обычной практикой и в других промышленно развитых странах,– верный признак несогласованности ключевых элементов общественного строя. Вместо того, чтобы серьезно приняться за серьезные перемены, возвышаясь над привычной политической рутиной, испытывая на выносливость политические и моральные качества политической и экономической элиты, правительство предоставляет юристам ставить ветхие заплатки на общественном строе.

Сохранится ли впредь эта тенденция или ее можно изменять? Решающим должен стать переход к ценностям и нормам группового сотрудничества, которые не допустят необузданного индивидуализма, но дадут человеку возможность стать частью общества наравне с другими, что так необходимо народу США и особенно политической элите.

Только на этом пути можно согласовать три ключевых элемента общественного строя, прийти к гармонии между Человеком и Природой.

Советский Союз

Ленин провозгласил идею о том, что огромное Советское государство породит “нового советского человека”, вдохновляемого принципами равенства и коллективизма. Смыслом жизни и способом самореализации для него должна быть не конкурентная борьба, а совместный труд в бесконфликтном обществе, где общий фонд даст “каждому по потребностям”, получая “от каждого по способностям”. Этот “новый советский человек” добровольно согласится с единой политической властью, действующей в отсутствие какой-либо официальной оппозиции. Отсюда естественно вытекает экономическая система, характеризующаяся централизованным хозяйством, которой управляет государство… И тогда на Советский Союз снизойдет общественный строй, в котором три основных его составляющих сольются в гармонии, гарантирующей высокую эффективность общественного строя.

Вопреки ожиданиям Ленина, эффективность общественного строя СССР очень низка, по каким бы критериям социальным или экономическим – ее ни оценивать. И этот низкий уровень резко противоречит обеспеченности страны практически всеми видами ресурсов, обширными запасами плодородных земель, высокой численности квалифицированной рабочей силы.

В чем же причина бросающейся в глаза низкой эффективности общественного строя? Во-первых, рождение “нового советского человека” если и состоялось, то в довольно ограниченных масштабах. “…” Значит, здесь уже нельзя говорить о добровольном согласии с формой правления и его общественными приоритетами. В результате начинается непомерная бюрократизация.

То же самое относится и к экономике Советского Союза, втиснутой в смирительную рубашку неэффективной плановой системы, которая душит все, что остается от частной предпринимательской инициативы.

Единственное, кажется, что успешно функционирует в СССР, это его мощная военная машина. Рассматривая военный комплекс как государство в государстве (что справедливо как для СССР, так и для большинства других стран), можно выделить принципы, на которых основан военный порядок: военный кодекс строгой дисциплины определяет все ценности и нормы; с этим хорошо согласуется единое централизованное военное руководство; экономическая система представляет собой хозяйство, которым управляет государство, обладающее четкими техническими и организационными целями, не считаясь ни с денежными, ни с другими затратами.

Япония

Конечно, в конце второй мировой войны Япония начинала не с нуля. Но ее техническая инфраструктура (промышленные предприятия, оборудование, транспортные средства, инженерный и исследовательский персонал, квалифицированная рабочая сила и пр.) была намного слабее, чем в других промышленно развитых странах.

Но у японцев было желание работать и великолепные технические и организационные познания в некоторых областях. Важнее же всего то, что японский общественный строй был “здоровым”: между его ключевыми элементами царила гармония, которую не смог нарушить даже такой удар, как поражение в войне. Японское “экономическое чудо” объясняется просто: общественный строй в стране был “правильным” не только в период реконструкции, но и остался таким на долгие годы, даже во время успеха и процветания. Он может послужить моделью для других развитых стран, потому что дает твердую основу главным предпосылкам экономической эффективности, гарантируя, что желание людей работать не исчезнет, “ноу-хау” будут непрерывно обновляться, распространяться и находить применение, а на создание, содержание и обновление производственной и непроизводственной инфраструктуры будет выделяться все больше средств.

С давних времен и по сей день в Японии преобладают ценности и нормы группового сотрудничества, корни которого в единомыслии и согласии внутри семьи, основанной на строгих принципах патернализма. Когда страны Европы и Северной Америки все больше и больше ограничивают отцовскую власть в семье, люди попадают под опеку государства, поэтому чувства взаимной ответственности, единомыслия и согласия стали такими редкими для граждан этих государств. Принятым в Японии ценностям и нормам группового сотрудничества соответствует политическое руководство страны, когда представители различных слоев общества, придерживающиеся разных направлений, участвуют в процессе принятия решений, отыскивая единую точку зрения, а также разделяя ответственность за последствия этих решений.

В согласии с этими двумя ключевыми компонентами японскую экономическую систему можно назвать совместным частным предпринимательством, которое идет под руководством “экономического струнного квартета”: Министерства внешней торговли и промышленности, крупных торговых фирм, банков и ведущих промышленных предприятий. Они совместно определяют приоритеты новых направлений технологического развития, где расходы на исследования и разработки распределяются между всеми заинтересованными фирмами, но сотрудничество заканчивается при определении пригодности нового продукта для сбыта. Они вместе оценивают шансы на поиски новых внешних рынков, планируют стратегию внедрения на рынок и его завоевания и т. д. И все это в духе подлинного согласия, а не в ответ на приказ свыше, поэтому работа идет без проволочек и помех – неотъемлемых признаков могучего бюрократизма.

Остается выяснить, смогло ли японское общество обрести согласие с природой. К несчастью, Япония сильно злоупотребила своим островным положением, таким выгодным для своевольного распоряжения окружающими морями: она не только часто превышала международные квоты на лов рыбы, но и принимала океан за помойку, сбрасывая в него всевозможные отходы, в том числе и токсичные “…” Перед японским обществом сейчас встала задача прийти к единомыслию не только внутри своей страны, но и за пределами, ограничивая чересчур агрессивную торговую политику, а главное – принимая на себя (вместе с другими высокоразвитыми индустриальными странами) главную роль в защите общего достояния человечества: океана – этого величайшего источника ресурсов – и воздуха, которым мы дышим.

Пути повышения общественной эффективности

Из описанных примеров я могу, не колеблясь, заключить, что сочетание ценностей и норм группового сотрудничества, политического руководства, основанного на единомыслии и согласии, и экономической системы, характеризующейся совместным частным предпринимательством, открывает перспективы наиболее эффективному общественному строю, стабильность которого, однако, полностью зависит от ценностных установок “…” И поскольку взаимозависимость государств быстро возрастает, позиции и действия той или иной страны на международной арене тоже должны основываться на ценностях и нормах группового сотрудничества.

Страны могут идти разными путями, а затем в полном согласии объединить свои силы и энергию, чтобы усовершенствовать общественный строй, повысить качество институтов, добиваясь высокой эффективности.

Основное условие благоприятного исхода этого процесса состоит в том, что каждая страна должна постараться понять истинную природу своего общественного строя во всех его деталях и аспектах, знать, как он развивался в прошлом и как пришел к своему современному состоянию. Только тогда она сможет оценить возможности и направление перемен.

Это будет одновременно и реальной предпосылкой постановки целей для перехода общества к органическому росту. Цели могут быть достаточно высокими, но не настолько экстравагантными, чтобы превратиться в утопию, заманчиво выглядеть на бумаге, но не иметь шансов на осуществление. “…” Во многих регионах мира общественный строй подорван, что так ярко выражается в участившихся вспышках терроризма, кровавых гражданских конфликтах в десятках стран “третьего мира”. Вершиной безответственности и цинизма можно назвать действия ведущих мировых держав Запада и Востока и их союзников, которые переносят свою борьбу за власть в эти несчастные страны, поставляя враждующим группировкам оружие и посылая туда военных специалистов. Так целые народы лишаются какой-либо возможности сохранить порядок в своем собственном доме.

О формировании региональных сообществ

О том, как непрочна ситуация во многих странах Латинской Америки, Африки, Юго-Восточной Азии, в некоторых районах арабского Востока, можно судить по числу революций, военных переворотов, гражданских войн, непрерывно терзающих эти государства. Большинство народов этих стран вряд ли заинтересует обсуждение системы ценностей, политического руководства и экономической системы. Им совершенно не нужно ни оружия, ни глубокомысленных политических советов от процветающих стран. Вместо этого Западу следовало бы согласиться с тем, что другие не хотят выбирать их форму демократического правления, и не прибегать в такой ситуации к военному вмешательству, а Востоку нужно отказаться от экспорта своего варианта социализма. Политический и экономический союз национальных государств одного региона, возможно, помог бы радикально поправить их бедственное положение.

Наверное, и весь мир сильно выиграл бы от образования 10–15 региональных сообществ, и не только с экономической, но и с политической точки зрения.

Образование региональных сообществ может иметь многие благоприятные последствия, некоторые из них мы знаем из истории.

“…” Кроме расширения “внутреннего” рынка и эффективного разделения труда региональные сообщества могут помочь прежним заклятым врагам прийти к мирному сосуществованию. Прекрасный пример – Германия и Франция, ставшие сегодня близкими друзьями – членами Европейского сообщества. В развивающемся мире мирное добрососедство стран – членов сообщества может иметь два важных следствия: во-первых, это притормозило бы быстрый рост численности населения, даже если его поощряет государственное руководство,– ведь уже не было бы нужды одной стране доказывать соседям, что она более населенная и, значит, более сильная, а поэтому должна властвовать; во-вторых, можно было бы погасить многие локальные очаги гонки вооружений, положить конец затратам ценного сырья на содержание бесполезных армий, потому что в региональном сообществе кровавые племенные конфликты, войны и столкновения между соседями быстро превратились бы в пережитки прошлого.

Несомненно, формирование региональных сообществ потребует от руководства заинтересованных стран серьезной политической решимости, мужества, умения и неустанной стойкости, “…” самые могущественные должны быть готовы – особенно на начальном этапе – пожертвовать чем-то на благо меньших и более слабых.

Множество попыток создать сообщество, например, в Африке, провалилось из-за того, что государства (вернее, их руководители, несмотря на цветистую риторику, которой они обучались главным образом в заграничных университетах) не пожелали поступиться главными атрибутами власти в пользу сообщества.

Прибавим, что партнеры по Европейскому сообществу также должны немедленно сделать шаги по передаче большей части основных полномочий законодательным и исполнительным органам Сообщества, не только для того чтобы повысить его экономическую эффективность и политическую мощь, но и чтобы стать моделью сообщества наций, которую могли бы взять за образец страны развивающегося мира.

Чрезвычайно важно, чтобы страны, желающие создать региональное сообщество, начали совместно разрабатывать крупные проекты, представляющие общий интерес, не дожидаясь начала формальных политических переговоров.

Заключительные замечания

В двух предшествующих главах обсуждались темы, связанные с некоторыми основными условиями сохранения и укрепления мира и возможностями лучшей организации политических и экономических отношений (между государствами и взаимодействующими процессами) с целью повысить управляемость нашего усложняющегося, взаимозависимого мира и эффективность решения вопросов глобальной проблематики, как называет ее Римский клуб. Именно эти темы тесно связаны с серьезной ответственностью высокоразвитых индустриальных стран за разработку – в ходе решения своих политических и экономических задач – политики, которая послужила бы примером, или, по крайней мере, пищей для размышления других.

Страны современной Индустриальной Переферии, как и слаборазвитые страны, стремясь к дальнейшей индустриализации, будут ориентироваться на технологии, применяющиеся в высокоразвитых индустриальных странах. Однако они будут следить не только за технологией, а заметят и черты образа жизни, принесенные народам современного Индустриального Центра техническим прогрессом. Этот образ жизни уже переняла политическая и экономическая элита “третьего мира”. К сожалению, для них не имеет значения, достоин этот образ жизни подражания или нет. Он обладает только одним качеством для того, чтобы служить моделью, тем, что богатые явно не собираются отказываться от него.

VI. Технология и развитие

Современная технология неизменно основывается на научных открытиях, но всеобщее понимание их экологических и социальных последствий возникло совсем недавно. Мы должны хорошо представлять себе, что технология обладает возможностями увеличить разрыв между “Севером” и “Югом”, и наоборот, проложить пути их совместному развитию. Обладая эффектом синергизма, эти возможности уникальны в истории человечества, будучи решающими факторами, которые определяют качество глобального развития. Именно поэтому технология бросает вызов высокоразвитым индустриальным странам, которые несут ответственность за переход современного мира в ближайшие десятилетия на путь органического развития. Ведь они стоят на переднем крае создания технологии будущего, которую примет потом Индустриальная Переферия.

Но в целом технический прогресс постоянно повышал благосостояние, укрепляя социальную справедливость и экономическую стабильность.

Отсюда можно заключить, что вопрос о том, как показать пример в делах, связанных с техническим прогрессом, если и не прост, то совершенно ясен. Но это совсем не так.

Последствия технологических нововведений

После второй мировой войны научная основа технологии, ее мощность и сложность стали стремительно расти. Одновременно технология начинала утрачивать свою ясность, понятность, а вместе с этим и неоспоримую доступность. Сегодня оказывается, что большинство граждан больше не желает осваивать новые технологические процессы, пока не убедится, что те не имеют вредных побочных эффектов.

Когда технологическое развитие становится слишком быстрым (по крайней мере, с точки зрения значительной части общества), может возникнуть реакция, которая заставит отложить внедрение некоторых технологических процессов, или даже сказать им решительное “нет”.

Часто можно услышать, что высокоразвитые индустриальные страны движутся к “постиндустриальному” или “информационному” обществу, или к “обществу услуг”. Все эти названия отражают лишь тот или иной аспект будущего общества, сущность и структура которого совершенно неясны.

Ясно только, что будущее общество не может не быть индустриальным, потому что потребности в продуктах производства все время растут и в количественном, и в качественном отношении. А технический прогресс позволяет получать больше с меньшими затратами – все меньше людей будет занято в производстве, уменьшатся затраты энергии и традиционных минеральных ресурсов. Об этом говорил в своей недавней замечательной лекции член Римского клуба Умберто Коломбо:

“Сегодня человек приобрел способность буквально выдумывать нужные ему ресурсы. Уран, например, не был источником энергии, пока не появились ядерные реакторы. Дальнейшие разработки в области ядерной технологии направлены на использование энергии лития и воды. В обоих случаях энергию на самом деле дает не природное сырье, а технология. Кремний – основное сырье микроэлектронной промышленности, имеющей жизненно важное значение для современного мира,– тоже становится источником энергии, давая возможность фотоэлектрического преобразования солнечной энергии; этот новый источник легкодоступен и экологически надежен. Другие материалы – новые керамики, высокопрочные пластмассы и волокна – не имеют природных аналогов, они изобретены на основе научных разработок, исследований свойств и структуры твердых тел.

Сегодня не нужно смотреть на Землю как на кладовую с уникальными ценностями, которые, истратив, ничем не заменишь. Мы можем наперед планировать получение в нужное время нужных ресурсов. Современная технология все тверже опирается на науку и, как и сама наука, может принести неоценимую пользу развитым и развивающимся странам. Она позволяет отказаться от однозначных жестких решений, предоставляя на выбор наиболее выгодные в том или ином социально-экономическом и культурном контексте, учитывая традиции, потребности, опыт и силу разных стран.

Сейчас в нашем распоряжении появился целый рад новых технологий, связанных с микроэлектроникой и информатикой, новые биотехнологии; развивается производство новых материалов, робототехника, автоматизированное проектирование и производство, применение лазеров, новые способы освоения океана и космического пространства. Самопроизвольно распространяясь и обогащая друг друга, возникающие в 80-х годах технологии способны проникать во все сферы экономики. Они порождают невероятное число нововведений в области производства, услуг, организации, сбыта”.

Было бы серьезным заблуждением считать, что в будущем “информационном обществе” потребление информации заменит потребление энергии и продуктов производства. Способности, возможности и желания человека поглощать информацию слишком ограничены и не позволят переваривать больше “томов на душу населения”, чем в наши дни.

Хотя список электронных распределителей быстро растет, объем информации, которую люди внимательно изучают, увеличивается по-прежнему медленно: уже сегодня объем накопленной информации более чем в три раза превышает объем затребованной. В обществе, перегруженном информацией, люди не смогут оценивать ее истинное значение.

С появлением тысяч доступных источников информации уже не столь важно давать людям – молодым или зрелым – большие объемы фактических знаний, которые часто устаревают за несколько лет. Скорее, нужно прививать им способность к оценке и практическому применению информации в реальном мире. Но наши школьные и университетские методы обучения находятся в самом жалком состоянии. Натаскивая учащихся в узких дисциплинах, они уводят их от сложного системного существования нашей природной и социальной среды, не думают об опережающем обучении, не учат сотрудничеству, что так необходимо в быстро меняющемся мире, обремененном проблематикой, справиться с которой можно только совместными объединенными усилиями. Образование и профессиональная подготовка – краеугольные камни плодотворной передачи технологии развивающимся странам в будущем, поэтому высокоразвитые индустриальные страны должны помочь им основать собственные банки данных и соответственно реорганизовать систему обучения.

Я не сомневаюсь, что высокоразвитые индустриальные страны преодолеют свои проблемы, нынешние и те, что возникнут в будущие переходные десятилетия,– при условии сохранения мира. Однако социальная неустойчивость, поразившая сегодня даже благополучные страны вследствие массовой безработицы, действительной или воображаемой социальной несправедливости, часто связанной с откровенно антидемократическими выступлениями радикальных группировок, такова, что разумно справиться с нею может только политическая элита, которая понимает или, по меньшей мере, догадывается о глубоких скрытых причинах этой неустойчивости. К подобным неустойчивым процессам можно причислить и технический прогресс – важнейшую движущую силу социальных перемен, силу, которая играет решающую роль.

Пути развития “третьего мира”

В то время как промышленно развитые страны перестраивают свою технологическую и социальную структуру, пытаются оживить и омолодить силы, которые позволили бы добиться нового качества экономического роста (получать больше с меньшими затратами!), эволюционный путь, избранный странами “третьего мира”, совершенно иной: при слабой экономике (хотя между отдельными странами в этом отношении существует огромная разница) они ведут борьбу за удовлетворение насущных потребностей растущего населения, по-прежнему стремятся к количественному экономическому росту, чтобы обеспечить людей работой (для искоренения безработицы к 2000 г. нужно создать около 1 млрд. рабочих мест), добиться приемлемого уровня жизни, снабжая народ продуктами, товарами, услугами, удовлетворить потребности в энергии и чистой воде, развить транспорт, создать инфраструктуру.

Если признать, что пути развития “Севера” и “Юга” расходятся, придется согласиться и с тем, что экономическая пропасть между процветающими странами и “третьим миром” (а в “третьем мире” – между немногочисленными более или менее благополучными слоями населения и колоссальными массами нищих) будет непрерывно расширяться. И тогда новая технология, которая могла бы помочь поправить положение, будет вечно разделять мир на имущих и неимущих, вместо того чтобы обеспечить здоровое развитие.

Во всех странах “третьего мира”, как и в высокоразвитых странах, возникающие новые технологии в основном прямо связаны с процессами развития. Информационная техника, биотехнология и генная инженерия, фотоэлектрическая и термальная солнечная технология, медицинская диагностика и методы качественного контроля, технологии, основанные на восстановительных процессах, проникая в производственную систему традиционного типа, позволяют сохранить накопленный опыт, поднять производительность труда, продлить жизненный цикл традиционных отраслей экономики и, значит, открывают возможность найти гармонию новых путей развития и традиционных социокультурных ценностей.

Интеграция новой и старой технологии

Поскольку только что обсуждавшееся одновременное применение современных и традиционных технологических процессов представляет серьезный интерес для всех стран, в т. ч. для высокоразвитых, которые стоят на пути перехода к “постиндустриальному обществу”, уместно сделать несколько замечаний на эту тему.

“Пересадка” передовой технологии “на почву” развивающихся стран должна быть только составной частью целостной стратегии – политической, социально-экономической, научно-технической,– направленной на положительное восприятие новой волны технологических инноваций.

Неудивительно, что до сих пор можно насчитать не много примеров удачного сочетания новой и традиционной технологии, за примечательным исключением китайского опыта. Чтобы в “третьем мире” распространилась новая технология, нужно в массовом порядке приспосабливать к ней жесткую традиционную технологическую систему и общественную структуру; нововведения потребуют огромных затрат на создание материальной инфраструктуры и системы образования, широкого притока финансовых средств, которые могут предоставить только высокоразвитые индустриальные страны. Но если они и дальше будут год за годом тратить колоссальные суммы на вооружение и другие военные нужды (эти расходы сегодня составляют 5–10% мирового ВНП), если и дальше импорт промышленной продукции в “третий мир” будет состоять из оружия, выделить эти финансовые средства, которые намного меньше военных расходов, не удастся.

Биотехнология: шанс для сельского населения “третьего мира”

Собственно говоря, человек использовал биотехнологию еще на заре цивилизации, а высокоразвитые страны долгое время полагались на биотехнологию во всем, что касалось их основных потребностей в пище, корме для скота, удобрениях, топливе, строительных материалах, короче, во всем, что сегодня считается само собой разумеющимся элементом их культуры и традиционного образа жизни.

Возможность совершенствовать традиционные методы, соединяя их с современными способами, не нова. В Японии, например, с помощью новейшей ферментационной техники совершенствуются древние способы ферментации. Стала возможной непрерывная ферментация, в которой используются все более совершенные микроорганизмы. С традиционными методами ферментации знакома культура многих стран “третьего мира”, именно в этой области можно было бы начать объединение старой и новой микробиолигической технологии. Возможности этих методов выходят далеко за пределы получения продуктов питания: они применяются в фармацевтике, производстве химикатов, в области энергетики, при разработке минеральных месторождений. Они не требуют больших капитальных вложений или крупных энергетических затрат и поэтому идеально подходят для стран “третьего мира”.

Очень прискорбно, что во многих странах все попытки совершенствования традиционной биотехнологии отличаются фрагментарностью и нерешительностью. Кажется, что ученые и инженеры, живущие в городах “третьего мира”, даже не подозревают, что крестьяне в их странах применяют биотехнологию. По крайней мере, такое впечатление сложилось на конференции Римского клуба в Яунде, столице Камеруна, в 1986 г.

Плачевное состояние биотехнологии во многих слаборазвитых странах приводит к тому, что ценная биомасса выбрасывается на помойку, в то время как существует серьезный дефицит энергетических ресурсов. Вместо того, чтобы быть источником продуктов питания и важнейших ресурсов, моря и другие водные бассейны либо превращаются в сточную канаву, куда сливаются органические отходы, либо опустошаются из-за незаконного отлова рыбы и существующей практики потребления воды. Знаний, которые могли бы победить голод и болезни, катастрофически не хватает; болезни, давно уничтоженные в развитых странах, по-прежнему остаются главной причиной смертности. Запасы одних возобновимых ресурсов быстро истощаются, другие же не используются из-за недостатка познаний в области биотехнологии.

Чтобы реально поднять уровень традиционной технологии, новые способы нужно внедрить, проверить и усовершенствовать на месте, и в этом отношении многое еще остается несделанным. Именно в этой области необходима региональная кооперация и международное сотрудничество. Высокоразвитые страны, единственные, кто обладает сегодня познаниями в современной биотехнологии, должны отказаться от привычки ограничивать распространение информации собственными границами, когда на карту поставлено выживание слаборазвитых стран.

На конференции в Яунде выяснилось также, что если укреплять в развивающихся странах структуру потребления, основанную на использовании традиционных продуктов, вместо того чтобы тратить средства на закупку товаров вроде кока-колы, можно воспрепятствовать распространению здесь двойственных жизненных стандартов – низких в селах и высоких в городах,– которые усиливают тенденцию массового бегства из сельской местности.

Поистине все – и бедные, и богатые – одинаково заинтересованы в том, чтобы направить процесс урбанизации развивающихся стран в нужное русло, создавая небольшие “промежуточные” городские центры, повышая уровень жизни в сельской местности с помощью соответствующих технологий, среди которых главное место займет современная биотехнология, помогающая обеспечить занятость и сохранить, а во многих случаях и восстановить здоровую природную среду.

Необходимость индустриализации

Биотехнология вместе с генной инженерией может стать мощным рычагом, который позволит поднять не только сельское хозяйство, но и промышленность. С помощью промышленно развитых стран развивающиеся страны получат прекрасный шанс сократить существующий между ними сегодня глубокий разрыв в производстве биохимической, фармацевтической и химической продукции, разработанной на основе достижений органической химии, микробиологии, генной инженерии. Конечно, в отличие от традиционных технологических процессов, биотехнологии быстро изменяются, но если верить, что сущность развития состоит в непрерывном обучении, то можно делать ставку и на эти технологии. Существует прекрасная возможность учиться на опыте, вырабатывая небольшие партии недорогой продукции, опираясь на возможности местного производства. Это позволит также постепенно добиться независимости от импорта зарубежной технологии.

В то же время химическая промышленность развитых стран будет поставлена перед необходимостью совершенствовать технологические процессы, добиваясь их осуществления, скажем, при более низком давлении и температуре, с меньшими затратами энергии, с использованием возобновимых ресурсов.

Микроэлектроника позволяет совершенствовать и заново создавать широкий набор новых товаров, производственных процессов и услуг. Но эффективная работа тонкой и требующей больших объемов информации техники, отличающейся невысокой себестоимостью, зависит от таких дорогостоящих вспомогательных средств, как сенсоры, периферийные устройства, программное обеспечение. Без полной честной кооперации развивающихся стран с иностранными партнерами передача подобной технологии может усугубить их зависимость.

Осторожность против трусости

Развивающимся странам важно понять, что современный технический прогресс так или иначе затронет примерно 2/3 их промышленного производства. Чтобы новая технология не углубила пропасть между развитыми и развивающимися странами, чтобы из-за этого не обострилась социальная, политическая и экономическая напряженность не только между “третьим миром” и другими странами, но и в самих развивающихся государствах, где миллионы нищих ведут самое жалкое существование, резко контрастирующее с роскошью, в которой купаются немногочисленные богачи, необходимы серьезные совместные действия “Севера” и “Юга”.

Кто-то, может быть, и склонен считать, что развивающиеся страны с приходом новых современных прогрессивных технологий получили уникальную возможность “прыгнуть” в современный мир, минуя переходный период индустриализации. “…” В рассуждениях о “прыжке” на первое место ставится технология, главенствующая над идеей развития и его природой, тогда как интеграционный подход учитывает человеческие и материальные ресурсы развивающихся стран и позволяет широким фронтом развернуть социальные и экономические перемены. Но даже в этом случае нужно быть очень осторожным, как рекомендуют специалисты в области политической экономии и социальных наук развивающихся и западных стран, отмечая многочисленные прошлые ошибки и неудачи.

Я опасаюсь, однако, что такой осторожный курс действий приведет к возникновению технологического образа управления, которое, в конце концов, поставит строгие барьеры на пути технического прогресса, задушит смелые рискованные поиски, столь необходимые для развития предпринимательской активности.

На мой взгляд, неразумно тщательно и детально планировать и оценивать каждое незначительное техническое нововведение, чего, к сожалению, не делается для большинства крупных проектов (как было, сажем, при возведении больших плотин), когда миллиарды долларов тратятся практически впустую, а все дело приводит к тяжелым экологическим, социальным и экономическим последствиям. Мне кажется, что при передаче технологии достаточно учитывать лишь несколько критериев:

• она должна быть экологически безопасной (старый лозунг некоторых развивающихся стран “приходи и загрязняй” терпеть больше нельзя);

• она должна обеспечивать занятость и давать доход;

• она должна пойти на пользу экономике в целом и, по возможности, не вытеснять традиционных форм производства, а совершенствовать их.

В прошлом передачей технологии занимались главным образом гигантские многонациональные корпорации и делали это на свой манер, что почти всегда приводило к исчезновению традиционной технологии, росту безработицы, забвению навыков, ремесел, древних методов производства;

начиналось производство массовой продукции, сосредоточенное в больших городах, и в результате ухудшались социальные и экономические условия в сельских районах. Поэтому мультикорпорации и обвиняют – часто неоправданно – в экономической деградации развивающихся стран, их возросшей зависимости от насильно навязанной им иностранной техники.

Вряд ли возникнет такая опасность, если побудить небольшие заграничные фирмы начать в “третьем мире” активную деятельность, которая касалась бы не только экспорта и импорта продукции, но и создания совместных промышленных предприятий, основанных на товарищеских взаимоотношениях и, значит, на взаимной откровенности и доверии между партнерами. Активную роль в создании таких предприятий могли бы сыграть торговые палаты, существующие в большинстве развивающихся стран как представители промышленных и коммерческих компаний.

Технический прогресс – не панацея от недостаточного развития, но без передачи технологии законным путем будет упущена важнейшая возможность избежать дальнейшего расхождения путей развития “Севера” и “Юга”. И тогда существующее сегодня между ними неравенство не только утвердится навечно, но – учитывая рост численности населения в “третьем мире”,– недопустимо увеличится. Понятно, что этого нельзя позволить.

Несколько дополнительных замечании о развитии

Наверное, самой серьезной проблемой развивающихся стран остается быстрый рост численности населения. Дело не в самом по себе росте, а в его быстрых темпах; именно стремительность роста так осложняет процесс развития.

Итак, все развивающиеся страны должны считать одной из важнейших задач – резко и немедленно снизить темпы роста населения, следуя примеру Китая.

Чтобы успешно справиться с этой задачей, совершенно необходимо укрепить правовое и социальное положение женщин. Правительства должны обратить самое пристальное внимание на женское образование, которое в конечном счете важнее мужского, потому что именно женщина передает знания и культурные традиции детям и внукам. Помня об этой культурной миссии женщин, необходимо отказаться от их перегрузки тяжелой работой.

С этой целью социального развития тесно связана и задача искоренения неграмотности, которой страдает 50–80% населения многих развивающихся стран. Но за обучением чтению, письму, простым арифметическим действиям нельзя забывать, какой ошибкой оказывается копирование школьной системы, созданной их бывшими колониальными владельцами, и не только потому, что она уже не годится для самих развитых стран на пути к “постиндустриальному” обществу. Развивающимся странам нужна школьная система, специально приспособленная к нуждам сельского населения, которая могла бы подготовить людей к интенсивному развитию сельского хозяйства, к работе на небольших предприятиях, связанных с сельскохозяйственным производством, образующих ячейку будущего индустриального развития. В свободной дискуссии с членами Римского клуба на недавней конференции в Камеруне государственные деятели признавались, что их современная система образования воспитывает людей, которых больше не устраивает сельская жизнь; научившись читать и писать, они отказываются работать в сельском хозяйстве и уезжают из деревень в тщетной надежде найти хорошо оплачиваемую работу в среде непомерно разросшейся бюрократии.

Особенно справедливо это для развивающихся стран с их стремительно растущим населением, а возрастная структура населения здесь такова, что остановить этот процесс можно будет в лучшем случае через несколько десятков лет. Заявить о приоритете сельскохозяйственного развития, конечно, легче, чем взяться за дело, особенно если страной управляет городская элита, получившая образование за границей и не имеющая личного опыта жизни и работы в сельских районах, а такое положение сложилось в большинстве развивающихся стран. Кроме того, нужно понять, что совершенствование сельскохозяйственного производства – это вопрос не только техники и “ноу-хау”. Это прежде всего касается людей с определенными традициями, привычками, выросших и живущих в социальной среде, не поддающейся инновациям, людей, которых нужно учить новой практике хозяйствования. Нужно огромное терпение – качество, которого трудно ждать от людей, горящих желанием поскорее покончить с нищетой, многие из которых уже потеряли надежду когда-нибудь дождаться этого.

Необходимо переориентировать направление сельскохозяйственных исследований и разработок, чтобы они не только позволяли изучать способы повышения урожайности и питательных свойств традиционных злаков, но и помогали лучше понять различные экологические факторы, связанные с социально-экономической действительностью. Но исследования не принесут особой пользы, если на всех уровнях немедленно не появятся образованные люди.

Нужно твердо отдавать себе отчет в том, что наука и техника не одолеют голод – они могут сделать лишь частичный вклад в решение продовольственной проблемы. Технический прогресс может сильно повысить качество и количество продуктов, но не может гарантировать, что они попадут в руки голодных. Вот уже несколько десятков лет в мире производится достаточно еды для всех, но условия существования миллионов людей поистине ужасны, и нет никаких признаков, что неравенство сглаживается по мере расширения производства продуктов питания. Наращивать производство продуктов недостаточно. Даже в Индии, которая с большим трудом обеспечила производство излишков продуктов, не заметно особых улучшений в удовлетворении основных нужд народа. Голодают бедняки, у которых не на что купить еды, даже если ее много. Вопрос на самом деле состоит в том, чтобы уничтожить бедность во всем мире и справедливо распределять богатства.

VII. Энергия и окружающая среда

Сегодня примерно 90% мирового потребления первичной энергии обеспечивается за счет ископаемого горючего, поэтому очевидно, что переход к энергетической системе, которая, скажем, через 100 лет будет на 90% использовать неископаемые ресурсы, потребует громадных научных, технических и экономических затрат. Эти затраты в ближайшие 2–3 десятилетия должны будут сделать главным образом высокоразвитые страны. Они же будут готовы к решению такой задачи, только когда их политические лидеры и простые граждане тщательно проанализируют и примут во внимание целый комплекс проблем, связанных с выделением в атмосферу двуокиси углерода и других газов, которые влияют на климат.

“Парниковые” газы в атмосфере и изменение климатических условий

Мы давно знали, что решающее влияние на климат Земли оказывают содержащиеся в атмосфере водяные пары и двуокись углерода. Они – главным образом водяные пары и в меньшей степени двуокись углерода и другие газы – ответственны за парниковый эффект, поглощая часть теплового излучения, которое идет от поверхности Земли в окружающее пространство, и частично возвращая это тепло на Землю. Поэтому средняя температура земной поверхности сегодня составляет примерно +15°. Если бы в атмосфере не было газов, поглощающих тепло Земли, средняя температура на планете была бы почти на 33° ниже и составляла бы -18°. Тогда Земля представляла бы собой ледяную голую пустыню, лишенную признаков жизни.

Земля никогда не была такой холодной, потому что большая часть ее покрыта водой. Однако мы знаем, что средняя температура Земли сильно колебалась. Многие миллионы лет на Земле чередуются периоды похолодания и потепления, и средняя температура изменяется от +10° до +16°. Во время последнего ледникового периода, пик которого был 18000 лет назад, содержание двуокиси углерода в атмосфере упало до 0,200, тогда как для двух последних периодов потепления оно составляло 0,280. Таким и было приблизительное содержание углекислого газа в воздухе в начале XIX в. Затем оно постепенно стало увеличиваться и достигло нынешнего значения, составляющего примерно 0,347. Из этого следует, что за двести лет, прошедших с начала первой Промышленной революции, природный контроль за содержанием углекислого газа в атмосфере с помощью замкнутого цикла между атмосферой, океаном, растительностью и процессами органического и неорганического распада был грубо нарушен.

Это нарушение возникло главным образом из-за сжигания ископаемого горючего (по современным оценкам, в год в атмосферу выбрасывается примерно 5 млрд. т углерода), из-за непрерывной деградации биосферы, т. е. исчезновения лесов, осушения и эрозии почвы, что в общем эквивалентно еще 3 млрд. т углерода в год.

В последние сто лет в атмосфере остается меньше половины искусственно выделенной двуокиси углерода. 50–60% поглощает океан. Предположим, что и в будущем в атмосфере будет оставаться 40–50% двуокиси углерода; тогда если концентрация ее будет расти лишь на 1% в год (по сравнению с 2% за последние 10 лет), к середине будущего века она возрастет до 0,500–0,600. Другими словами, через 60 лет она может стать вдвое больше, чем в период последнего потепления.

Расчеты с помощью современных климатических моделей, которые, несмотря на высокую степень сложности, все еще далеко не совершенны и не могут полностью учесть изменений облачного слоя Земли или приливно-отливных процессов, показывают, что примерно в середине будущего века средняя температура земной поверхности может повыситься на 1,5–4,5°.

Но это еще не все. В последнее время на состояние атмосферы начинают оказывать влияние другие газы, также связанные с “парниковым эффектом”.

Из мусорных куч, испражнений сотен миллионов жвачных животных, от бактерий, живущих на залитых водой рисовых плантациях, выделяется метан; чем дальше, тем больше метана накапливается в воздухе из-за несовершенной переработки природного газа и от сжигаемой биомассы.

При горении биомассы и ископаемого топлива выделяется также закись азота; особенно много ее высвобождается при разложении минеральных удобрений на перенасыщенных химикатами почвах.

Из холодильных установок, кондиционеров, аэрозолей, при производстве пенопластов в воздух попадают хлорированные и фторированные углеводороды.

Роль озона в тропосфере (до высоты 10 км) и в стратосфере различна, но мы не будем подробно обсуждать это. Концентрации озона способствуют каталитические реакции между различными кислородными и водородными соединениями, окисями хлора и азота. Увеличение содержания озона в тропосфере, которое вместе с другими причинами вызывает потепление земной поверхности, сочетается с уменьшением его концентрации в стратосфере.

Если содержание в атмосфере газов, о которых мы говорили, будет увеличиваться с такой же скоростью, как в последнее десятилетие, к середине будущего века это может вызвать такое же повышение средней температуры, как и содержание углекислого газа. Но важнее всего, что оба эти фактора будут действовать одновременно, так что в общем средняя температура может повыситься на 3–9°.

Дело в том, что упомянутые газы влияют на иную по сравнению с двуокисью углерода область спектра теплового излучения. Даже если температура повысится на величину, соответствующую минимальной оценке, т. е. на 3°, она составит +18° и будет на 2° превышать самую высокую температуру последнего периода потепления.

Современные климатические исследования предполагают, что в различных регионах Земли повышение температуры будет различным: в экваториальном поясе она повысится на половину приведенных значений, на полюсах и в холодных климатических зонах будет вдвое-втрое выше. Так что при климатологических расчетах нужно принимать во внимание частичное таяние льда в морях и повышение способности моря поглощать солнечную радиацию, а также значительное повышение температуры в регионах, расположенных на больших высотах.

Еще одним следствием повышения средней температуры может стать подъем уровня моря, который с начала нашего века уже составил 10–20 см, а к середине будущего столетия из-за таяния льдов и прогревания верхних слоев воды может превысить метровую отметку. А это будет иметь катастрофические последствия для многих плотнонаселенных промышленных прибрежных районов. В наступающие столетия будет очень трудно остановить дальнейшее повышение уровня моря, поскольку содержание в атмосфере углекислого газа и других “парниковых” газов долгое время будет оставаться высоким.

Конечно, очень трудно убедить политических деятелей и простых людей в реальной опасности, связанной с выделением в атмосферу “парниковых” газов. Причину этой трудности я вижу в следующем.

Результаты модельных расчетов показывают, что содержание в атмосфере всех газов, которые влияют на климат, с 1800 г. по сей день вызвало повышение средней температуры всего на 0,3-0,7°. И хотя измерения температур доказывают, что такое повышение действительно произошло, оно так невелико, что находится в пределах естественных краткосрочных температурных колебаний. Согласно результатам климатических моделей, только на рубеже веков или незадолго до этого можно ожидать, что повышение средней температуры заметно превысит область естественных колебаний. Лишь тогда с помощью точных измерений мы убедимся или опровергнем современные расчеты, показывающие связь между содержанием в воздухе упоминавшихся газов и повышением средней температуры Земли.

Поскольку нет убедительного экспериментального подтверждения предсказаний об изменении климата, неудивительно, что политики не могут удержаться от искушения считать эффект “парниковых” газов орудием политической борьбы.

Что же можно сделать?

Ни в коем случае нельзя увеличивать количество сжигаемого угля и нефти, ожидая, пока измерения не покажут, что повышение средней температуры превысило область естественных температурных колебаний, чтобы убедиться в связи между содержанием в атмосфере “парниковых” газов и повышением средней температуры Земли.

Сегодня действительное содержание в атмосфере одного только углекислого газа составляет около 0,350. Предполагая, что в будущем на повышение температуры равным образом будет влиять двуокись углерода и другие газы, нельзя допустить, чтобы уровень содержания двуокиси углерода вырос более чем на 0,050.

Чтобы ограничить содержание в атмосфере газов, влияющих на климат подобно углекислому газу, пределом в 0,450, мы должны немедленно начать снижать их выброс в атмосферу на 2% ежегодно, до тех пор, пока через 50 лет их концентрация не достигнет 1/3 нынешнего уровня. Легко увидеть, что даже если немедленно прекратить выброс всех газов, кроме двуокиси углерода (а это едва ли осуществимо, разве что по отношению к большинству хлорированных углеводородов), выделение углекислого газа будет ежегодно уменьшаться только на 1%.

Глобальное потребление энергии в долгосрочной перспективе

Через 50–60 лет население современной Индустриальной Периферии (Китай, Индия, Бразилия и др.) составит около 3 млрд. человек. И это заниженная оценка. Сегодня 2 млрд. жителей Индустриальной Периферии потребляют первичную энергию в количестве, немного превышающем 1,5 млрд. метрических тонн угольного эквивалента, плюс такое же количество “некоммерческого” топлива – дров, биомассы, коровьего навоза и т. п.,– не учитываемого статистикой. Если они смогут поднять средний уровень жизни до уровня современного Индустриального Центра (Северной Америки, Европы, включая Советский Союз, Японии, Астралии и др.), достигнув этого при потреблении на душу населения первичной энергии, равном примерно 1/3 уровня США (половина уровня СССР), то одни только эти страны увеличат годовое потребление первичной энергии в мире на 7–8 млрд. метрических тонн угольного эквивалента, и в общем будут расходовать примерно 9–10 млрд. тонн. Это значительно больше, чем 5,5 млрд. тонн в год, которые потребуются Северной Америке, Западной Европе и Японии вместе взятым, при условии, что использование первичной энергии в этих странах впредь не будет расти, благодаря мерам по экономии, высокой энергетической эффективности, незначительному росту численности населения и преобладанию сферы услуг.

По тем же причинам не придется наращивать потребление энергии Советскому Союзу и его партнерам, эффективность которых в области энергопотребления довольно низка. Так что потребности этих стран в энергии могут лишь ненамного превысить 2,5 млрд. угольного эквивалента в год.

Через 50-60 лет примерно 4 (+0,5) млрд. человек будут жить в беднейших странах развивающегося мира, большинство же государств этого региона, если все пойдет хорошо, сможет присоединиться или вплотную приблизиться к Индустриальной Периферии во второй четверти будущего столетия. Тогда уровень потребления первичной энергии на душу населения в год здесь составит примерно 1 метрическую тонну угольного эквивалента. Так что в год им потребуется примерно 4 млрд. тонн, а это увеличит мировое потребление за год до 22 млрд. тонн, что приблизительно в 2,5 раза больше сегодняшнего значения.

Утверждение, что через 50–60 лет современный развивающийся мир будет потреблять значительно больше энергии, чем Индустриальный Центр, заслуживает серьезного внимания, особенно потому, что это касается экологических и сырьевых проблем. Поэтому необходимо потребовать от развитых стран, чтобы они не только открыли развивающемуся миру доступ к современной технике, но и чтобы не подталкивали эти государства к строительству энергетической инфраструктуры, основанной на угле,– ведь проблему двуокиси углерода нельзя решить только технологическими средствами.

Метановый век: выигрыш времени для создания “безопасной” ядерной энергетики?

Природный газ состоит в основном из метана. Молекула метана (СН₄) настолько проста, что это углеводородное горючее можно сжечь почти полностью, т. е. почти весь углерод превращается в двуокись углерода, а почты весь водород – в воду. Это главное для проблемы загрязнения воздуха.

С точки зрения проблемы углекислого газа, метан самое выгодное ископаемое горючее: выделяя то же самое количество тепла, он дает немногим больше половины двуокиси углерода, чем уголь. Так что если метан заменит уголь и нефть при производстве тепловой и электрической энергии, можно сильно смягчить последствия парникового эффекта, предотвратить климатические изменения, повышение уровня моря и выиграть время, необходимое для создания новой энергетической структуры. Когда же возникнет новая энергетика, мы сможем использовать энергию Солнца для тепла, биомассу – для производства газообразного и жидкого топлива, энергию ветра – для механической энергии и т. д.

До последнего времени этих возможностей природного газа никто не видел или, по крайней мере, они сильно недооценивались, в основном по историческим причинам. Всего 50 лет назад природный газ считался только побочным продуктом переработки нефти (часто нежелательным, поэтому он сжигался). Я хорошо помню ночь, когда 50 лет назад ехал со своим другом – мексиканским студентом из Тексакарны на границе Арканзаса и Техаса на юг к Остину, и вдруг заметил по обеим сторонам дороги мириады огней, словно тысячи акров были засажены горящими факелами. Уже тогда меня поразили такие затраты энергии, использовать которую считалось неэкономичным по сравнению с добычей нефти из-под земли.

Только несколько лет назад индустрия природного газа стала отделяться от нефтяной. До самого последнего времени открытие большинства месторождений метана было связано либо с поисками нефти (“сопутствующий газ”), либо источники “чистого” метана обнаруживались более или менее случайно. В результате возникло предположение, что запасы природного газа скудны и будут исчерпаны еще быстрее, чем нефтяные.

Сегодня мы знаем, что запасы метана намного превышают нефтяные и более равномерно распределены на земном шаре. Месторождения природного газа, имеющие значительную коммерческую ценность, открыты уже более чем в 100 странах. В отличие от нефти, вероятность найти газ увеличивается с глубиной скважин. На глубинах в 1000–2500 м углеводород встречается главным образом в виде нефти, ниже он начинает встречаться в виде метана, а глубже 4000 м – практически полностью превращается в природный газ.

Несколько лет назад американский астрофизик Т. Голд возродил теорию (выдвинутую более ста лет назад Гумбольдтом, а затем – Менделеевым), согласно которой ископаемые энергоресурсы метановой природы возникли из метана, выделяющегося из земных недр. Этот “неживой” метан оказывается, таким образом, неисчерпаемым источником, скрытым в глубинах под непроницаемым базальтовым слоем.

Последние исследования показали, что уже сегодня газовые турбины способны вырабатывать электроэнергию, имея коэффициент полезного действия около 50%, а если считать и тепло, он будет намного выше. При этом капиталовложения в создание такой техники составляют всего лишь 1/3 затрат на современные угольные электростанции и уж, конечно, гораздо меньше, чем на атомные, не говоря о том, что с ними связано меньше риска и они почти не вызывают загрязнения. Кроме того, значение метанового “моста” для перехода к эпохе производства водорода и электричества из неископаемых ресурсов трудно переоценить.

Простейшие расчеты показывают, что несмотря на рост глобального потребления первичной энергии на 10–22 млрд. тонн угольного эквивалента в будущие 50–60 лет, повышение средней температуры можно будет ограничить примерно 1°, если около 70% первичной энергии ископаемых ресурсов, которая будет использована за этот период, придется на долю природного газа. Это значит, что неископаемые ресурсы должны обеспечить как минимум 25% общего количества первичной энергии, что составляет примерно 800 млрд. тонн угольного эквивалента. Чтобы предотвратить дальнейшее значительное повышение температуры во второй половине будущего столетия, переход к производству энергии на основе неископаемого горючего должен быть завершен к 2100 г.

Если Запад хочет убедить своих восточных соседей и страны Индустриальной Периферии, что нужно резко сократить долю угля и нефти в энергетике, чтобы избежать накопления двуокиси углерода в атмосфере, он должен энергично и решительно поощрять их развивать технологии, о которых мы говорили, предоставляя развивающемуся миру необходимую техническую и финансовую помощь. Благодаря огромным экономическим преимуществам газовой технологии, эти усилия наверняка увенчаются успехом.

В то же время должна развиваться солнечная и ядерная энергетика – без этого мы никогда не придем к производству энергии из неископаемых ресурсов. В ядерной энергетике появилось много новых технологий, которые могут решить проблему ядерного топлива. Речь идет не только о реакторах-размножителях и реакции синтеза, но и о возможности производить продукты деления в термоядерных реакторах.

Одно можно сказать с уверенностью: мы никогда не придем к энергетике, основанной на неископаемом топливе, и даже если она будет создана, то устоять не сможет, если на всей Земле не воцарится мир. В случае войны уязвимость больших солнечных электростанций, огромный риск, связанный с ядерными установками, делают мир между всеми народами еще более важным условием создания будущей энергетической системы. Я могу сказать, что эту точку зрения разделяют и на Востоке.

В сентябре 1986 г. я долго обсуждал с профессором Александровым, который тогда был президентом Академии наук СССР, проблемы, связанные с чернобыльской катастрофой и опасностью разрушения во время войны атомных электростанций. Он сказал, что безошибочным признаком стремления СССР к сохранению мира служит его грандиозная программа расширения производства ядерной энергии, которая продолжает проводиться в жизнь, хотя в стране прекрасно знают о смертельной опасности, которую могут принести эти установки в случае войны между Востоком и Западом. Я беру на себя смелость поверить в это, зная, что СССР обладает огромными запасами угля, нефти и природного газа, которые позволяют ему больше, чем какой-либо другой развитой индустриальной стране удовлетворить потребности в энергии, не прибегая к атомным станциям. Над этим следует задуматься многим антиядерным движениям на Западе, обычно тесно связанным с движением в защиту мира.

Эпилог

За годы, прошедшие после публикации “Пределов роста”, меня не раз спрашивали, когда же Римский клуб снова поразит мир подобным докладом. По правде говоря, Римский клуб (и больше всех его основатель – Аурелио Печчеи) действительно надеялся на это, даже после того как “Пределы роста” были напечатаны на десятках языков в большинстве стран мира. Но этого не случилось.

Всему свое время, и “Пределы роста” появились во время, когда надежды на непрерывный рост и процветание, которое рано или поздно настанет на Земле, были омрачены первыми сомнениями. Но время прошло, и другое откровение такой силы и простоты не появится ни из Римского клуба, ни откуда-нибудь еще.

Я твердо убежден, что разгоревшиеся в мире после публикации первого доклада Римскому клубу дискуссии принесли пользу, обратив внимание миллионов людей на “мировую проблематику”, заставив их сердцем и умом признать неотложную необходимость радикального пересмотра ценностей, подавленных сегодня материальными интересами. Но продолжать полемику сегодня – даже по поводу более совершенных моделей мира – было бы, по-моему, бесполезно. Опускаясь до уровня раздраженных догматических диспутов, она неизбежно утратит доверие участников, включая тех, кто, получив опыт и знания в этих спорах, хочет воспользоваться ими как трамплином – оттолкнувшись, пуститься на поиски новых практических путей к надежной политике развития.

Как, надеюсь, поняли читатели, я попытался показать, что различные варианты такой политики в разных странах мира могут быть похожими, и что для их осуществления в мире, где царит конкуренция и соперничество, они должны удовлетворять предварительным политическим, экономическим, моральным требованиям. Я уверен, что в мире сохранится соперничество, с которым духу солидарности бороться будет трудно. Но соревнование необходимо для прогресса, а солидарность – непременное условие выживания. И совсем не обязательно эти два понятия должны исключать друг друга. Соперничество не должно завершиться поражением одного из участников,– ведь это положило бы конец соревнованию, по крайней мере, на какое-то время. Напротив, “победитель” должен в духе солидарности продолжать соревнование, помочь “проигравшему” собраться с силами, чтобы вновь вступить в борьбу, направленную не во вред другим, а на общее благо…

В прошлом – а во многих странах и до сих пор – соперничество между странами то и дело выливается в войну. Институт суверенного государства снискал дурную славу, а высказывания вроде “сосуд суверенности дал течь” стали понимать как признание, что понятие национального государства устарело и от него нужно отказаться в пользу наднационального мирового правительства.

Конечно, национализм нужно вырывать с корнем, но национальное государство само по себе – понятие не дурное и не хорошее. Опыт, проверенный временем, показал, что национальное государство гораздо лучше справляется с государственными проблемами, чем наднациональная бюрократия, а местная общественность решает местные проблемы эффективнее, чем представители государственной власти.

Прежде чем народы мира поймут, как сохранить глобальную природную среду, они должны усвоить, что идея общей собственности, связанная с общей ответственностью, лучше работает в небольших странах. Дух ответственности должен и может пройти сквозь все местные государственные и региональные границы, чтобы люди, на деле обученные решать свои местные проблемы, были духовно и практически подготовлены к решению проблем, затрагивающих наше глобальное всемирное достояние – океаны, внешнее пространство, воздух, которым мы дышим,– и, главное, чтобы вооружить людей для борьбы с опасностью, угрожающей их духовному и моральному богатству – человеческим ценностям, к которым относится осознание своих обязанностей и своих прав, терпимость и уважение к разным верам и разным расам и, наконец, но не в последнюю очередь, к нашему социальному и культурному наследию – основе дальнейшего социального и культурного прогресса. Именно здесь лежит главная возможность открыть перед миром дорогу к органическому росту и развитию.

Я произношу эти заключительные слова как призыв к совершенствованию человеческих качеств во всем мире. Особенно это относится к политической элите, которая может достойно принять вызов и собственной жизнью подать пример, послужить моделью своим менее привилегированным согражданам. Ведь именно человеческие качества в конце концов решат судьбы Земли.

Мне кажется, в заключение лучше всего привести несколько последних фраз из книги Аурелио Печчеи “Человеческие качества”, может быть, самой важной его книги: “Главное – человеческая личность, она важнее любых дел и любых идей, ибо все они без людей ровным счетом ничего не значат. А главное в каждом из нас и в нашей жизни узы любви; ведь только благодаря им наша жизнь перестает быть кратким эпизодом и обретает смысл вечности”.